Прошлое. Настоящее. Будущее

Я воспользуюсь неким «патриотическим катехизисом», написанным довольно давно одним благонамеренным товарищем и выложенным им на сервер одной патриотической организации. Прошло немало времени, патриотическая организация умерла, на сервере поселился магазин бытовой техники, а человек, который всё это написал, теперь занимается другими делами. В общем, публикуя это, я никого не обижу и не задену, а только воспользуюсь очень хорошим материалом.

Итак, докýмент. Зацените.

Каждый русский должен: говорить правду; хранить верность семье, роду и народу; хранить во всем чистоту; знать свое место; уважать чужое; жить своим трудом; заниматься своим делом; помогать слабому; благодарить;

прощать глупость; пресекать зло; стремиться к миру; готовиться к войне; поступать благородно; мужчина – содержать и защищать семью; женщина – рожать детей и поддерживать очаг; молодой – учиться и работать; старый – помогать молодым; беречь детей; уважать родителей; помнить предков.

Чем так замечателен этот докýмент? Тем, что он, производя на неподготовленного человека впечатление «правильности» («а чё, мужик всё правильно пишет»), не просто ложен по сути, а ложен абсолютно, ложен во всём, в каждой строчке, в каждой буковке, а всё вместе это – законченное мировоззрение лоха, совершенное в своей безысходности.

Соответственно, правильно построенное отрицание всех положений этого текста дало бы нам если не истину людей, то, по крайней мере, здоровое и жизнеспособное мировоззрение.

Проделывать эту работу целиком или хотя бы в значительной части я не буду – опять же, сказанного достаточно, это не бесплатно. Возьму только самое начало, а именно первую строчку списка того, что «каждый русский должен».

Я имею в виду – «говорить правду».

Итак, «говорить правду». Вроде бы ничего плохого в этом нет. Напротив – на идее правды вроде как стоит русское мировоззрение, не так ли? И кажется очень логичным, что это требование идёт первым, начальным.

Более того. Если мы попробуем просто отрицать эту ценность, у нас получится, что «надо лгать, чем больше, тем лучше». Что ж, это у нас ценность реальная – так как Эрефия построена на лжи и воровстве, причём ложь идёт первым номером. Ложь и прощение лжи – это наши реальные ценности, на которых тут всё стоит и крутится. То есть мы никуда не ушли, рото…опый уроборос нас пожрал и выс…ал себе же в пасть.

Но мы ведь договорились, что должны понять – именно понять! – утверждение «русский обязан говорить правду» в худшем смысле из возможных. Как это сделать? Да просто: представить себе ситуацию, в которой правду говорить нельзя. Гнусно, скверно, преступно.

И воображение тотчас рисует нам пленного партизана на допросе у каких-нибудь фашистов. В этой ситуации, ясное дело, лучше всё что угодно – молчать, лгать, изворачиваться, рыдать, целовать сапоги, только бы не выдать своих.

Но ведь русские именно в такой ситуации и находятся. Целый народ привязан к стулу, в глаза светит лампа, и невидимые из-за бьющего в глаза света палачи выпытывают из нас все наши секреты и секретики до донышка. От нас постоянно требуют правды, то есть доноса на самих себя и своих ближних. «Расскажи, мальчик, где твой папа денежки прячет и что про начальство говорит». Если денежек нет и про начальство папа молчит, как рыба, – пусть хотя бы расскажет о родителях что-нибудь смешное и постыдное, пусть предаст их, и привыкнет к тому, что предавать надо. Но и папашку посадят под ту же лампу и заставят рассказать про жену, про сына, про всех. «Расскажи-ка всю правду – выдай своих».

Отрицание построить несложно. Что противоположно требованию «говорить правду» в указанном выше смысле? Понятно – «своих не выдавать». То есть хранить тайну.

Тут любой русский, хоть что-то понявший в том, что я говорю, горестно усмехнётся. Потому что никаких особенных тайн у русских нет. Разве что мелкие секретики, которые удаётся до поры до времени скрывать от жены и детей (но не от тайной полиции). «Про нас же всё известно, чего уж теперь-то».

Этот ход мысли понятен, но неправилен.

Первое и главное. Хранение тайны не требует, чтобы тайна была так уж непременно неизвестна. Другие могут о ней догадываться или точно знать. Тот, кто хранит тайну, не должен интересоваться, знают ли другие о ней или не знают. Он обязан её хранить, даже если её знают все. Потому что принцип хранения тайны не в том, чтобы «никто ничего не узнал» – а чтобы о тайне узнали не от того, кто её хранит. Пусть они об этом узнают не от меня.