Прошлое мстит

Уиллоу посмотрела на Чарли, а потом на Келли, которая теперь яростно набирала что-то в своем телефоне.

– Это весьма любезно с их стороны, но, к сожалению, мне еще нужно поработать.

Желудок свело судорогой при воспоминании о разговоре с Дороти насчет кладбища. Совещание по планированию было назначено на следующий день. Если они упустили что-то столь важное, как наличие на территории кладбища, у них возникнут серьезные проблемы – застройщики бегут от таких мест, как от огня. Ей нужно поговорить с Майком, и быстро.

– Ладно, – кивнул Чарли. – Ничего страшного. Тогда прощаемся на сегодня?

– Нет. Я приеду позднее, – ответила Уиллоу, наклоняясь к машине, чтобы попросить Келли подождать еще минуту и пытаясь не обращать внимания на то, что Чарли буквально дымится от негодования.

Они с Чарли никогда не ссорились; он ненавидел ссоры, как и она, но совсем по иным причинам. На их первом свидании в пиццерии в Брайтоне Чарли с гордостью объявил, что его родители никогда не ссорились за двадцать девять лет супружеской жизни, – нечто совершенно ей чуждое. Родители Уиллоу, которые наконец развелись после двадцати бурных лет брака, общались только на повышенных тонах, били тарелки и выставляли дочь на балкон квартиры в любую погоду, чтобы вдоволь кричать друг на друга.

Чарли не был тем мужчиной, с каким Уиллоу себя представляла в мыслях. Всякий раз, когда она воображала собственное будущее, она была там одинока или с кем-то ненадежным, кто исчезал бы через регулярные промежутки времени, как отец бо́льшую часть ее детства. Напротив, Чарли был надежным, веселым и отзывчивым, с весьма мягкой манерой говорить извиняющимся тоном. Он напомнил ей Кларка Кента, когда они впервые встретились в баре «Юнион» в Университете Сассекса – красивый и высокий, с улыбающимися карими глазами за стеклами очков в черной оправе и мягкими, немного старомодными манерами. Они прекрасно ладили почти три года, до прошлого Дня святого Валентина, когда Чарли опустился на одно колено на верхней площадке собора Святого Семейства в Барселоне, на глазах у множества хихикающих немецких школьников. Все внутри нее кричало «нет», но вместо этого она сумела пробормотать нечто вроде: «Спасибо, но я пока не готова». После чего они спустились обратно по пятистам четырем ступенькам в полном молчании.

Казалось, Чарли принял отказ Уиллоу с достоинством, но с тех пор они часто раздражали друг друга. Между ними постоянно ощущалось напряжение и ожидание серьезного разговора, который Уиллоу не хотела заводить. Она была привязана к Чарли и боялась потерять его, но сказать, что это навсегда, не могла. Навсегда – это очень, очень надолго.

– Черт возьми, эта ваша Келли – сильная натура, – заметил Чарли, поправляя очки на носу, пока шагали через автостоянку.

– Она великолепна. Ей безразлично, что о ней думают. Большинство партнеров нашей фирмы боятся ее, потому что Келли говорит все как есть, но она работает так долго, что уволить ее никакого выходного пособия не хватит.

– Увы, – сказал Чарли, когда они приблизились к его родителям. – Уиллоу, к сожалению, не сможет к нам присоединиться, поскольку ей нужно кое-что сделать по работе до завтрашнего совещания по планированию.

– Жаль. Ты так усердно трудилась над этим проектом, что должна позволить нам пригласить тебя на обед, – произнес Джон, тепло улыбаясь.

– Я буду очень рада этому, как только примут заявку. Это очень любезно с вашей стороны, и спасибо, что пришли. Я ценю вашу поддержку.

Уиллоу почувствовала, как беспокойство возвращается, когда эти слова слетели с ее губ. Она опасалась, что все не так хорошо, как кажется. Родители Чарли сыграли решающую роль в получении поддержки местной кингстонской общины. Знают ли они об этом кладбище? Наверное, все знают, кроме нее? Почему Лео не упомянул об этом?

– Дороти говорит, что довольна беседой с тобой, – сказала Лидия. – Все считают, что ты проделала замечательную работу, представляя сообщество.

– Вы ее знаете? – спросила Уиллоу, стараясь успокоиться.

– Конечно, она всю жизнь прожила в Кингстоне, в одном из коттеджей на повороте к дому Хилтонов, – объяснил отец Чарли, перебивая жену, как это у него было в привычке.

Уиллоу не имела возможности по-настоящему узнать Лидию, поскольку Джон считал себя неординарной личностью и обожал доминировать в беседах. Но, судя по тому, как он говорил с женой – не сердитым, а слегка пренебрежительным тоном, – и как та воспринимала это, Уиллоу подозревала, что Лидия из тех женщин, кто всю жизнь подстраивается под мужа.

– Она сказала, что они с мужем оба работали у Хилтонов. Вам известно, кем именно? – спросила Уиллоу.

– Полагаю, Дороти была няней детей – до того, как Элис пропала без вести. – Лидия нахмурилась. – Никто больше не говорит об Элис. Надеюсь, Лео поддерживает свою мать. Бедная Ванесса, это ведь сущий ад – не знать, что случилось с родной дочерью.

– Хватит, Лидия, не нужно трагедий. Уиллоу об этом не спрашивала, – произнес Джон немного смущенно.

– Вы правы, Лидия. Наверное, это ужасно, – заметила Уиллоу, ободряюще улыбаясь.