Мы с Аидой вышли из-за стола и пошли знакомиться с матерью нашего отца, женщиной девяноста семи лет с очень громким голосом, крепко стоявшей на маленьких ножках и такой миниатюрной, что я мог бы, как пушинку, поднять ее одной рукой. После объятий и поцелуев она рассказала, что на мое выступление в здании оперного театра все места были распределены между членами партии, а членов моей семьи не посчитали нужным пристроить даже на откидные сиденья. Партия — партией, но на следующий день я выдвинул ультиматум, вернее, даже два ультиматума. Во — первых, на сцене оперного театра стояли два фортепьяно, одно — самого среднего качества, и второе — «стейнвей». Мне, естественно, было уготовано то самое, средненькое, поскольку я не относился к разряду классических исполнителей. В оперном театре довольно быстро поняли, что, несмотря на армянские корни, я с большим успехом владею чисто парижским искусством ругаться и говорить на повышенных тонах. В Армении, как и во всем СССР, люди испытывали священный ужас перед крикунами. Поэтому пианино мне заменили. Что касается моих родственников, то я добился для них семи мест в середине первого ряда, а некоторым влиятельным партийным деятелям пришлось пересесть на более скромные места. С этого момента моя маленькая бабушка в сопровождении шести членов семьи сидела в первом ряду на каждом моем выступлении. Таким образом все свое пребывание в Армении я провел лицом к лицу с бабушкой. В Ереване студенты написали на фасаде здания оперы слова: «Все места забрали члены партии, но Азнавура у нас не отнимут».
Во время того короткого путешествия я не успел как следует ознакомиться с Ереваном. В утешение мне повторили слова, сказанные в подобной ситуации одним из царей всея Руси, путешествовавшим по Армении: «Пусть я не увидел гору Арарат, но и гора Арарат не увидела русского царя». Чтобы произнести такую ахинею, не обязательно быть царем. Я бы сказал так: «Снегопад помешал мне увидеть гору Арарат, но я все это еще наверстаю». Конечно, это не Пруст и не войдет в анналы истории, но зато истинная правда.
В США с сольным концертом
Эта поездка была просто блажью, в ней не было особой необходимости. Я взял курс на Нью — Йорк всего лишь для того, чтобы показать две свои песни на английском языке и посмотреть пару — тройку спектаклей. Издатель Ховард Ричмонд, с которым я был давно знаком и который уже издавал записи некоторых моих песен, был оповещен о моем приезде. Мне было нужно не так уж много — только студия звукозаписи. Из всего багажа я вез два магнитофона и больше ничего. Ховард отдал в мое распоряжение одного из лучших звукооператоров, Хэппи Годея, и мы немедленно приступили к студийной записи. У меня был отвратительный акцент, тогда я еще не понимал, что надо делать тональное ударение, иначе тебя никто не поймет. Арт Любофф, хозяин известного джазового клуба «Виллидж Гейт» в Гринвич- виллидже, очень любил фильм Франсуа Трюффо «Стреляйте в пианиста». И, поскольку он всегда был готов изыскивать новые имена, естественно, пришел на мой сеанс звукозаписи. Песня «И ты уступаешь» произвела на него большое впечатление. Он спросил, сам ли я играю на инструменте, и был невероятно удивлен, что мой инструмент, это не фортепьяно, а голос. В тот же вечер он пригласил нас на джазовый концерт в свой клуб. Я пошел туда для того, чтобы послушать певицу Нину Симон, о которой прежде ничего слышал. Не могу сказать об остальном, но на пианино дама играла весьма впечатляюще. Он представил нас друг другу и объяснил, что я — французский сочинитель песен и исполнитель, пишущий в совершенно иной манере, чем она. Мы договорились встретиться через несколько дней в кабинете Ричмонда, и после этой встречи она отобрала две мои песни, которые собиралась записать вместе со мной. Это были «Надо уметь» и «Любовь — как один день». В тот же вечер Арт Любофф поинтересовался, понравился ли мне зал и, когда я ответил, что он идеален для исполнителя, сообщил, что пригласил меня именно с этой целью и, если я согласен, то готов пригласить меня на неделю и заплатить две тысячи пятьсот долларов. Он был очень удавлен, узнав, что я давно не работаю в кабаре, а только в больших залах, с сольными концертами. Сказал, что в США даже самые известные «звездные» исполнители всегда соглашаются на ангажемент в клубы. «В конечном счете, — заключил он, — если вы передумаете и однажды решите прийти к нам, моя сцена всегда для вас открыта».
После этого путешествия у меня возникло желание выступать в стране — законодательнице шоу — бизнеса. «Но, — заметил Жан — Луи Марке, — у меня никогда не было предложений насчет тебя, им нужна была только Жаклин Франсуа. Она продала в Америке большое количество пластинок, поэтому ее всегда ждут там с распростертыми объятиями. А что касается тебя, то Баркли всегда распространял твои пластинки в Европе и на Ближнем Востоке и больше нигде».