Прошлое и будущее

Зал «Версаля» был переполнен, ни одного свободного места, пришлось даже подставлять дополнительные стулья, которые мешали проходу официантов. Новость о гибели Марселя, великой любви Пиаф, была на первых страницах всех газет. Поэтому, кроме почитателей Пиаф, набежала толпа любопытных, которые до того момента ничего не слышали о воробушке с парижской мостовой, откликавшемся на забавное имя Пиаф. В зале царила странная, приглушенная атмосфера, люди разговаривали почти шепотом. Убавили свет, и воцарилась тревожная, трагическая тишина. Эдит была бледна, но вышла на сцену твердым шагом. Сначала исполнила несколько песен из обычного репертуара, затем оркестр сыграл короткое вступление, и над залом воспарил мощный, горячий и волнующий голос Эдит:

Даже если синее небо рухнет на нас,
Даже если расколется земля,
Что мне за дело — ведь ты меня любишь,
На остальное — наплевать.

Это был «Гимн любви», большой любви, ушедшей, но вечно живой. Гимн, который она по умолчанию посвящала Марселю. Ее голос, идущий из глубины души, привел публику в оцепенение. Все — персонал, зрители и даже те, кто ни слова не понимал по — французски, — были потрясены. Женщины плакали, мужчины тоже. Когда она допела, установилась гробовая тишина, казалось, что время остановилось, и вдруг зал в едином порыве встал и стоя аплодировал так громко и так долго, что эти аплодисменты, наверное, были слышны даже на Таймс — сквер. Они рукоплескали Эдит Пиаф, но и Сердану тоже — не стоит этого отрицать. А мы, ее близкие друзья и поклонники, сидевшие в маленькой боковой ложе за прожекторами, все без исключения плакали.

Наши квебекские братья

В Монреале, где мы с Рошем пробыли два с половиной года, оба вели себя как сошедшие на берег разгулявшиеся молодые матросы. Да уж, были у меня любовные приключения, в таком возрасте это нормально. Но из всего этого я помню только одно имя — Моника Лейрак. Сколько же ей было… наверное, семнадцать. Брюнетка с косами, она была похожа на индианку из резерваций. Наша история не имела ничего общего с долгими и душераздирающими романами с драматической развязкой. С ней было очень легко, и это одно из самых приятных воспоминаний в моей жизни. Мы работали в одном заведении, поэтому сблизились как-то естественно и мило. У нас было по два спектакля за вечер, а по субботам и воскресеньям — один утром, два вечером, и ни дня отдыха. Заканчивали поздно, почти на рассвете. По традиции остаток ночи проводили в spaghettihouse [36]или в китайском ресторане «Рюби Фуз» у въезда в город, где собиралась вся франкоговорящая артистическая публика Квебека. Англичане не компрометировали себя общением с представителями новой расы, медленно, но уверенно пытавшимися говорить на англо — американском «заработай — ростбиф — гамбургер» языке, который господствовал во всех кабаре Монреаля. Мы уже тогда понимали, что Моника очень талантлива, и с трепетом слушали ее пение. Позднее она, благодаря актерскому и певческому таланту, стала одной из ведущих представительниц квебекской культуры.