Прошлое и будущее

Оставалось определиться с местом выступления. Во время оккупации возможности передвижения по стране были ограничены, но таким проходимцам, как мы, все было нипочем. Немцы запрещали проезд к некоторым приморским городам, таким как Сен — Назер, Гавр, и многим другим. Но именно в этих городах были кабаре и кинозалы, готовые нанять артистов. В то время поезда на всякий случай замедляли ход перед въездом на мосты, которые могли быть заминированы партизанами. Зная это, мы соглашались на ангажемент в таких местах, куда другие артисты отказывались ехать. Например, когда поезд подъехал к последнему мосту перед Гавром, мы воспользовались замедлением хода, спрыгнули с него и на перекладных — трамвае, какой-то колымаге, газогенераторной машине — добрались-таки до места, где нам предлагали работу. Поскольку артистам, которые должны были выступать после нас, не всегда удавалось пересечь демаркационную линию, мы иногда оставались в одном и том же заведении не одну, а две недели. В Сомюре пробыли даже три недели. Затем — естественно, на велосипеде, да притом одном на двоих — отправились в Анжер, чтобы заменить одну из величайших французских певиц реалистического направления по имени Дамиа, которая так и не смогла приехать. Путь до Сомюра был неблизкий, но перспектива получать те же деньги, что известная артистка, еще как стимулирует! Чтобы проехать из одного района в другой, нужны были официальные разрешения, но, если большинство актеров боялось ареста, то Роша и меня пугало лишь одно — остаться без работы. Однако должен признаться, что нами в наибольшей степени двигало легкомыслие.

Манушян

До того как Мисак Манушян стал героем Сопротивления, в армянской общине он был известен в основном благодаря своим стихам. Они с женой Мелинэ часто приходили к нам поговорить о театре, поэзии, а иногда — о некоторых действиях, предпринятых против слишком усердных коллаборационистов, высокопоставленных членов армии оккупантов и немецкой комендатуры. Разговоры велись шепотом, словно и стены могли понимать армянский язык. Еще Мисак обожал играть в шахматы — это он научил меня основам игры.

В 1944 году Манушяна и его группу арестовало гестапо. Плакаты, напечатанные миллионными тиражами, были расклеены по всей столице, по всей Франции. На них были изображены лица преступников, тех, кого называли «иностранцами». Было видно, что их били и истязали. Впоследствии мы узнали, что Мисак получил четырнадцать переломов лицевых костей. Мелинэ в панике спряталась у нас. Мы с тревогой ждали новостей. Они оказались плохими — все схваченные участники Сопротивления, «террористы», как их называли немцы, были расстреляны.

Это есть наш последний
И решительный бой,
С Интернационалом
Воспрянет род людской.

Бог мой, сколько разочарований…

Подписание германо — советского пакта разрушило все наши большие надежды и прекрасные иллюзии. Мы боролись за «радостное завтра», но это «завтра» оказалось безрадостным: Советы должны были открыть нам врата рая, а вместо этого с большим успехом сумели организовать для нас ад. Все чаще и чаще ходили слухи о неблаговидной роли партии, в частности, в деле тех самых участников Сопротивления группы FTP-MOI,которых немцам удалось захватить. В нем и до сих пор остаются темные пятна. Теперь, когда Французская коммунистическая партия старается сделать все возможное, чтобы сформировать новое представление о себе, и более не находится под каблуком у Советского Союза, почему бы не прояснить столь темное и запутанное дело о «Красной листовке», которое, как говорят, не делает ей чести? [18]

После казни группы Мисака Манушяна мы все очень беспокоились, поскольку, когда Мисак нуждался в сотруднике не из членов группы, он часто обращался к армянским женщинам. В частности — к моей матери, которая до и после акции покушения наряду с другими развозила оружие в детской коляске, чтобы уничтожить все следы на тот случай, если нацисты арестуют кого-либо из партизан.

Долгое время после воззвания 18 июня, которое мне так и не удалось поймать на волнах передачи «Французы обращаются к французам», переданной каналом Би — би — си, мы вместе с остальной молодежью ходили по улицам и как безумные выкрикивали: «DeuxGaulle, deuxGaulle! [19] ».У некоторых из наших товарищей произошли неприятные стычки с поклонниками новых кумиров. Что касается меня, то я получил в метро знатный удар под зад от одного немецкого военнослужащего, потому что с жаром объяснял Жану — Луи Марке, что пора, наконец, заполучить для нас контракт с мюзик — холлом, где мы будем «американской знаменитостью». В то время часто говорили о высадке союзников.

Нацистский военный, услышавший этот разговор, не мог знать, что «американская знаменитость» на языке нашей профессии — это всего лишь артист, выступающий в конце первой части представления. Тот удар не имел серьезных последствий, и мне не пришлось совершить путешествие в Германию на Arbeit [20].