Прошлое и будущее

Во время репетиций ревю «Все это — Марсель!» я повстречался с молодым человеком в военной форме, пришедшим предложить главному исполнителю свои песни — «Мой город» и «Корабль любви». Звали его Шарль Трене. И уже через несколько месяцев радиоволны транслировали сочиненные молодым поэтом песни, они, как цунами, ворвались на эстраду и произвели переворот во французском шансоне, вытеснив практически все, что мы слушали прежде. Ознакомившись с сочинениями молодого военного, который, смущаясь, принес их в «Альказар» на суд знатоков, я сразу же стал — нет, не фанатом, такого слова еще не было, — но безусловным почитателем его таланта. Он же сделался моим кумиром и, даже не догадываясь об этом, учителем, а впоследствии — одним из самых близких друзей.

У немцев репутация очень организованной нации, французы считаются лучшими на свете любовниками, американцы — помешанными на деньгах, шотландцы — скуповатыми. Об армянах же говорят так: «Да, они преуспевают в делах», и добавляют: «Чтобы справиться с одним армянином, нужны два еврея». Я, честно говоря, не могу судить о том, правда ли это. Возможно, наша семья как раз и является исключением, которое подтверждает общее правило. Сам я ничего не смыслю в делах, а мой славный отец преуспевал в них еще меньше. Объявив себя банкротом на улице Юшет, сдав ключи от бистро на улице Кардинала Лемуана, отец, наконец, нашел хорошую работу в ресторане «Средиземноморье», на площади Одеон. То было начало 1937 года, года Международной выставки. С самого ее открытия весь персонал ресторана выехал обслуживать павильон стран Средиземноморья. Мы с Аидой обедали там бесплатно. Меня потрясли две вещи. Одна из них — огромные и представительные павильоны России и Германии, стоявшие напротив друг друга и словно бросавшие друг другу вызов, а также новое волшебное изобретение, представленное в немецком павильоне, впоследствии названное телевидением. Вскоре после этого кинозал «Синеак», находившийся возле церкви Мадлен, установил в своем подвале небольшую студию с камерой и микрофоном, и прохожие могли ознакомиться с новшеством, глядя на экран телевизора, стоявшего у входа в кинотеатр. Мы с Аидой, в зеленом гриме, необходимом для лучшего изображения на экране, часто исполняли там популярные песни. Мы с ней были также одними из первых французов, певших на частном телевидении, правда, анонимно и бесплатно.

Ностальгия

Еще вчера мне было двадцать,
Время шло незаметно,
И жизнь казалась игрой,
Такой же игрой, как любовь.
Я жил ночами,
Не рассчитывая на дни,
Которые уходили, как вода сквозь песок.
Скольким планам не суждено осуществиться,
Скольким надеждам не суждено сбыться.
Стою, растерян, и не знаю, что делать,
Глаза смотрят в небо, а сердце погребено в земле.

Если вы не против, я позволю себе небольшое ностальгическое отступление, как в кино. Сколько бы нам ни было лет, но, потеряв родителей, мы становимся сиротами. Я стал наполовину сиротой, когда умерла мама, и круглым сиротой после смерти отца. С тех пор не проходит и недели, чтобы я не думал о них. Комок подступает к горлу, и на глаза наворачиваются слезы. Образы, преследующие меня, подобны фотографиям, которые я перебираю, удаляя все лишнее, потому что важно только то, что связано с моими родителями. Я вижу, как мама при свете керосиновой лампы безостановочно нажимает на педаль швейной машинки «Зингер», спеша закончить работу, которую надо отдать завтра, чтобы получить результат бессонных ночей — несколько франков, благодаря которым семья сможет прожить еще несколько дней. Хлебный франк, мясной франк, франк на жилье, франк на одежду для детей, которые слишком быстро растут, франк на обувь, которая слишком быстро снашивается, на дантиста и других врачей — в то время никто не знал о социальном обеспечении, мы даже не представляли себе, что это такое. И еще, если можно, несколько франков на сладости и кино — волшебную лампу, бросавшую тусклый свет на нашу жизнь и придававшую атмосфере дополнительный драматизм. С утра до вечера работала швейная машинка, и мы засыпали под ее монотонное жужжание… Лишь много лет спустя я оценил жертвы, на которые шли родители, чтобы вырастить нас. Больная или здоровая, усталая или нет, мама, не раздумывая, впрягалась в работу. Она постоянно недосыпала и воспитала нас, бегая с мелом в руке от рабочего стола к манекену, все время что-то измеряя, раскраивая, подшивая, отглаживая.