Прощение

Обычно, собираясь вместе, мы не могли наговориться. Элли, Бриджет, Бри, Тоня, Конор, Марк, Джоэль – все мы были одного возраста. Родители ругали нас, потому что мы никак не могли уняться, даже когда на небе уже высыпали звезды. Но сегодня Бри и Бридж просто взяли меня за руку и повели в комнату, где должна была состояться служба. Они сели со мной на большой диван. Эмма подошла и стала рядом. Я увидела, что мои родители заняли место в первом ряду.

Клэр встала и запела, но не гимн.

Прикусив губу, она посмотрела в сторону дядюшки Пирса и моих родителей, потом запела «Где-то там, над радугой».

Вначале все были шокированы, но потом все, кроме тети Адер, заплакали. Родимое пятно на ее шее стало еще краснее, как бывало, когда она очень злилась. Тетя Джерри зарыдала в голос, так что ей пришлось встать и выйти. Тетя Адер еще больше разозлилась. Затем Клэр спела детскую песню «Я пойду туда, куда ты меня поведешь». Все начали петь вместе с ней. Я вспоминаю, как она пела первую песню. Я знаю, что она предназначалась Беки, Рути и мне. Песня была о том, что мы все когда-то встретимся, там, где не будет туч. Она не вписывалась в догмы мормонов, но никто не остановил Клэр.

Папа и мама не заметили, где я и в каком состоянии. Пора было привыкать к тому, что теперь так и будет. Когда родственники начали прощаться, папы даже не было поблизости.

Он взял перерыв до конца Рождества. Все, что он делал, – это ходил. В дождь, в снег, ночью и днем. За три недели он потерял двадцать фунтов. Мама поблагодарила всех пришедших и от себя, и от имени папы. В ту первую ночь папа явился только с зарей. В следующую тоже. Он мог сорваться и уйти в два или три часа ночи и в любую непогоду. Иногда я заставала его на диване в ботинках и верхней одежде. У них с мамой была маленькая кровать, не такая, как у других супружеских пар, которые предпочитают ложе размером с аэродром. Им хотелось чувствовать друг друга, знать, что они не одни, но беременность сделала маму такой большой, что она спала одна, а папа обычно устраивался рядом на надувной кровати. Он продолжал спать на ней и после рождения маленьких, а потом младенца переносили в кроватку. Уходя из дома, он заходил ко мне в комнату и клал руку мне на голову, благословляя. Когда я открывала глаза, его уже не было рядом.

Я готовила еду. Все время.

Это сводилось к тому, что я размораживала продукты, которые приносили мне сестра Эмори и сестра Финн, а потом клала все в микроволновую печь и вытаскивала, когда мне казалось, что еда выглядит готовой. Потом я делила все на три порции и раскладывала по трем тарелкам. Мы ели все, что было в морозильнике. Мне приходилось напоминать папе, чтобы он не забывал вытаскивать запасы. Кукурузные лепешки, мясо, рисовый суп. Ветчина и кексы, кексы, кексы. Мне кажется, что мы наелись тогда кексов на всю оставшуюся жизнь. Ананасные, карамельные, шоколадные, малиновые. В конце концов, они стали казаться мне одинаковыми на вкус. Когда позже я пошла в школу, то, если мне хотелось есть, могла съесть только что-нибудь соленое. В те дни я ела кексы вместо хлеба, потому что нормального хлеба у нас не было. Я не умела его печь, а попросить миссис Эмори было неловко – она и так делала для нас очень много.

Иногда поздно вечером, когда мама ложилась спать – а она засыпала сразу же после душа, – я выскальзывала через заднее окно, чтобы встретиться с Клэр возле ивовой крепости. Иногда мы ломали ветки, сбрасывали одеяла, в которые кутались, и разводили костер, потому что даже в пальто и варежках было холодно. Эмма всегда передавала мне привет, но не приходила поговорить со мной: по выражению Клэр, она боялась сказать что-то не так. Девочки из баскетбольной команды прислали мне мяч, написав на нем: «В случившееся не хочется верить», «Мы любим тебя», «Ты должна быть сильной». Клэр спросила, помог ли мне их подарок. Я сказала, что помог, хотя он напомнил мне пение чужих людей, собравшихся в нашем дворе в день похорон. Девочки чувствовали себя обязанными прислать мяч, чтобы сделать что-то приятное, а тренер подарил мне сертификат, в котором указывалось, что одна из звезд названа именем Ребекки Рут. Мы с Клэр пару раз безуспешно пытались найти эту звезду. По документу выходило, что она в созвездии Ориона, но все было напрасно – нам не удалось увидеть ее.

– Мы сможем дружить так же, как раньше? – спросила меня Клэр однажды вечером.

Я задумалась. В тот вечер было холодно, и мы развели очень большой костер. У нас были с собой спальные мешки, мы собрались провести ночь на открытом воздухе.

– Не думаю, что все останется как прежде, – сказала я. – Ты всегда будешь моей лучшей подругой, но я не об этом. Я не уверена, что смогу быть хорошей подругой: со мной теперь трудно веселиться, а ты должна жить как обычные дети.

– Как дети, – повторила Клэр. Она всегда меня понимала.

– Сейчас мне не до веселья, – продолжала я, оглядываясь на темный двор. – Я не знаю, как будет дальше, ведь со мной никогда ничего подобного не случалось. Может, со временем что-то изменится.

– Ты уже скучаешь по ним?