Кто ее полюбит, холодную, как раковина, неспособную воспринять теплые человеческие чувства?! Если она не смогла принять их от человека, которого любила, можно ли надеяться, что будет когда-либо в состоянии побороть эту свою ужасную черту? Иногда она представляла себя идущей к Ноа с решением довести отношения до логического конца и проверить себя. Но она была слишком невинна, чтобы представить себе все в деталях, а ее ограниченные знания о физической близости подсказывали ей, что она будет упрекать себя в распущенности.
Ирония судьбы! Ведь когда-то она оттолкнула Ноа, крикнув: «Нет, я не буду такой, как Адди!» А сейчас она жаждет быть такой, как сестра, но вместо этого стала ненормальной, каким-то чудищем. Как это жестоко со стороны природы — дать ей желание и возможность быть любимой, но лишить способности принимать самое глубокое проявление любви.
Все чаще и чаще она проклинала своего отца, которого считали столпом благопристойности и чья мерзкая распущенность явилась причиной ее теперешнего состояния. Ненавидя даже память о нем, она становилась все более одинокой и замкнутой в своем горе, все более придирчивой и раздражительной на работе, где каждый день прикасалась к вещам, любимым ранее, так как они принадлежали Айзеку Мерриту.
Как-то в середине июля, когда в помещении редакции было жарко и душно, а в воздухе стоял запах навоза с улицы, Сара устроила сцену, о которой потом очень сожалела. Она замечала, что несколько раз Патрик доставал фляжку из кармана и прикладывался к ней. Она также вслушивалась в щелканье литер в верстатке, определяя темп. Ей казалось, что он замедлился после полудня. Услышав ругательство за спиной, она обернулась, увидела Патрика, склонившегося над железным листом, на котором был рассыпан шрифт, и что-то бормочущего. Вместо того чтобы собрать шрифт, он опять достал свою фляжку. Сара быстро наклонилась в его сторону и выбила ее из его рук.
— Вот так! Пей, пей! Думаешь, это поможет тебе собрать шрифт! — закричала она.
Фляжка завертелась на полу, из нее выплеснулась часть содержимого.
Патрик покачнулся на каблуках. Лицо его раскраснелось, глаза остекленели.
— Пр… стите, мисс Сара. Я не х…тел, н…
— Ты не хотел… — насмешливо поддразнила она. — День за днем травишь себя этими помоями, работаешь все медленнее и отравляешь воздух винными парами. Мне это надоело, мистер Брэдиган, слышите меня?! Мне надоело видеть, как вы спотыкаетесь и почти не работаете во второй половине дня.
Она кричала пронзительным голосом. Потом выбежала из комнаты. Патрик и Джош глядели ей вслед в изумлении. Лужица спиртного разлилась по полу. Джош поднял фляжку и вручил ее Патрику с извиняющимся видом.
— Она не хотела тебя обидеть, Патрик.
— Нет, хотела. — Патрик поглядел на фляжку, зажатую в худых, узловатых руках. Он шумно вдохнул воздух. — Вообще-то я пью слишком много и знаю это.
— Да нет же. Ты в порядке. Набираешь тексты быстрее, чем кто-либо. Она сама мне это говорила.
Патрик печально качал головой, пристально глядя на фляжку.
— Нет, она права. Я вишу камнем у нее на шее.
Он выглядел таким жалким, что Джош даже не нашел, что сказать в утешение.
— Давай, Патрик… — Джош обнял его. — Я помогу тебе собрать шрифт. Мы приведем набор в порядок к ее возвращению.
Но Сара не возвращалась. В конце дня Джош и Патрик заперли дверь и ушли.
Сара вернулась в редакцию после шести вечера. Она увидела набор, пробельный материал, вычитанные гранки. Все это находилось на талере и было готово к работе.
В комнате было душно, пахло скипидаром, заднюю дверь закрыли, чтобы не возникало сквозняков. Сара стояла около печатного станка и чувствовала, будто на грудь ей положили тигель. Она обрушилась на Патрика, хотя была недовольна вовсе не им, а жизнью. Она обошлась с ним непростительно резко. Действительно, он пил, тем не менее он выполнял свою работу и допускал брак очень редко. Любой, кто работает со шрифтом достаточно долго, может ошибиться и напутать. Сегодняшний срыв мог произойти и у Джоша, и у нее самой. У этого трио сложились прекрасные рабочие отношения. И если им что-то угрожало, то причиной была она, а не Патрик. Она, с ее раздражительностью, переменчивым настроением и недовольством.
Сара опустилась на стул, откинула голову и закрыла глаза.
«О-о-о, Ноа, — подумала она, — я никуда не гожусь без тебя».
На следующее утро Патрик не вышел на работу. Сара была готова извиниться перед ним, но, когда он не пришел в половине девятого, она забеспокоилась. Она глядела на прохожих через окно, но Патрика не было видно. Не пришел он и в девять часов. Она взяла метлу и вышла на улицу, чтобы подмести тротуар перед входом в редакцию, то и дело останавливаясь и вглядываясь в направлении гостиницы, в надежде увидеть его высокую согнутую фигуру, приближающуюся неуклюжей походкой. Патрика не было.
Войдя в помещение, она обратилась к Джошу:
— Что он говорил вчера?
Джош пожал плечами и стал пристально изучать носки своих ботинок.
— Ты должен мне сказать, Джош. Я знаю, я была не права и очень сожалею. Но, надеюсь, смогу сама сказать Патрику об этом. Так что же он сказал?