Прощение

- А у кого не было?

- Слушай, они ведь совсем непохожи, эти обе, верно? Ив, такая мягкая вся, сдобная... Женщина и должна быть мягкой, нет? И лицо у нее тоже ничего. Даже красивое. Не то что у этой.

Ноа улыбнулся ему с понимающим видом. Тру, видимо, знал, о чем говорил.

- Я вот думаю... - После этого Ноа молчал так долго, что Тру вынужден был спросить:

- О чем?

- Да так... О женщинах. О других, не об этих... Ты когда-нибудь имел дело с такой, которая тебе взаправду нравилась?

Тру вытянул ноги, покрепче ухватился рукой за поручни. Его светлые глаза пристально глядели на горную гряду перед ними, взгляд был отсутствующий.

- Да, - сказал он. - Было такое. Мне тогда едва стукнуло восемнадцать. Имелась у меня девчонка, жутко хотела выйти за меня. Фрэнси ее звали, вот как. Я как раз возил товары для армии из Канзаса в Юту. Они тогда с мормонами там ковырялись. Хотели подчинить их себе этих строптивых мормонов. Она тоже была из них, из мормонов то есть, моя Фрэнси. Я даже одно время помышлял в их религию перейти, веришь?

- И что дальше было?

- Родители выдали ее за какого-то из своих. Когда они поженились, у него уже было две жены, веришь? Клянусь, Ноа, я до сих пор переживаю все это... Черт, как она меня любила! И я ее тоже, а она взяла и выкинула такую штуку - вышла за старого, как Мафусаил, который и с прежними-то женами не справлялся... С тех пор меня воротит от порядочных женщин.

- Сколько тебе сейчас лет, Тру?

- Сорок.

- И после того ты не встретил ни одной, которую полюбил?

- Нет. И не хочу,

- А насчет детей? Хотел когда-нибудь детей?

- Такой, как я, не должен думать о детях. Всегда в пути, всегда в разных местах... Груз, быки - вот и все... Что бы я делал с семьей? Она бы только тянула меня, как кандалы на ногах...

Если Ноа и уловил в словах Тру ноту сожаления, он удержался от того, чтобы сказать ему об этом.

Еще не было десяти утра, когда они въехали в долину Спирфиш. Настоящий амфитеатр из нефритовых скал с фиолетовой, как аметист, сердцевиной открылся перед ними. Немудрено, что индейцы сопротивлялись тому, чтобы белые стали владельцами этого места. Оно было не только прекрасно, но и плодородно - с многочисленными ручьями холодной чистой воды, которые питались таявшим на вершинах снегом и подземными ключами. Эти пенные бурные потоки несли в долину достаток, здоровье и покой. Но его здесь не было - покоя...

Когда отец Ноа, Кирк Кемпбелл, бросил лишь первый взгляд на долину Спирфиш, он сразу сообразил, что этот кусок земли может стать зародышем и колыбелью земледелия Западной Дакоты... Потому что не для него было быстрое, но зато чреватое всякими неприятными неожиданностями обогащение на золотоносных полях. Ему по душе более медленный, однако верный способ процветания - хорошее фермерское хозяйство.

Сразу же по прибытии, в начале мая, Кирк отправился на ферму самого первого здесь белого поселенца, Джеймса Батчера, которого индейцы уже вынудили оставить свой дом и построить другой, в трех милях восточное, прямо у подножия холма, откуда стекает ручей Фоле Боттом.

Позднее, тоже в мае, сюда прибыла большая группа поселенцев из Монтаны. Закаленные горцы, они уже привыкли к жизненным тяготам, к стычкам с индейцами и были готовы отражать атаки отрядов, во много раз превышающих собственную их численность.

С этой группой Кирк и остался в долине. Начали они с того, что постарались по возможности обеспечить безопасность своих ранчо и утвердить права на воду. Они возвели общий частокол, построили сараи, где хранили провизию и оружие и куда каждый день заводили на ночь домашний скот. Все лето индейцы время от времени совершали налеты на них, но поселенцы, прекрасно понимая, что пахотных земель и пастбищ здесь будет в будущем не хватать, никуда не тронулись с места, выставили охрану и начали засевать близлежащие поля.

Сейчас, в конце сентября, они уже, насколько хватало взгляда, колосились золотистой пшеницей, зеленели листьями кукурузы. Виднелась и скотина на пастбищах - привезенные из Монтаны коровы, а также некоторое количество лошадей, которых здешние фермеры брали из города на откорм. Гуртовщики на конях объезжали стада, одним глазом поглядывая на животных, а другим на гребни холмов, откуда в любой момент могли показаться индейцы.

На отдельных участках работали косцы, сверкали косы; другие работники копнили срезанные стебли, оставляя на земле рыжевато-коричневые бугры, и все поле становилось похожим на сшитое каким-то безумцем разноцветное стеганое одеяло.

Сами фермы были разбросаны по всей долине - жалкие лачуги, над крышами которых вились легкие дымки очагов, почти незаметные на фоне огромного и глубокого голубого неба. От этих домишек, торчащих словно кочки на равнинной поверхности, вились, будто нити паутины, тележные следы к сараям и к частоколу, издали напоминавшему выстроенные в ряд зубочистки.

Ноа держал путь через овсяное поле, по протоптанной скотиной дороге, рядом с косцами, и мужчины поднимали руки в знак приветствия, а женщины в платках на голове разгибались, заслоняли ладонями глаза от солнца и смотрели вслед повозке.