Прощание с миром

Прошло всего несколько дней, и я опять пришел на ту же батарею, под ту же самую Серьгину гору, все в ту же давно уже не существующую деревню Маковейцево. Теперь батарея стояла на левом фланге полка, слева от горы, на которую прошлый раз я так глупо и неосмотрительно полез. До сих пор не могу понять, зачем мне надо было забираться на высоту, вместо того чтобы идти по лощине, по оврагу! Япереночевал у них здесь, а на другой день MI.I с том же командиром взвода решили пройти к одному из его орудий, стоявшему у них отдельно, па стыке с соседним полком. Мы шли по траншее, которая здесь, надо сказать, была достаточно глубокой, так что нам пришлось только слегка пригибать голову. Он, как хозяин, шел впереди, я за ним. Мы уже были близко к блиндажу, в котором находился расчет стоящего здесь орудия, как вдруг начался внезапно налетевший, очень интенсивный орудийный обстрел, снаряды ложились совсем рядом, вблизи нас. Можно было подумать даже, что били по нас. Товарищ мой, человек бывалый, успел проскочить, успел податься вперед, а я, не знаю почему так получилось, задержался, замешкался, приткнул на минуту на одну голову свою куда-то. И в это время между мной и им в стенку траншеи ударил снаряд. Яне сразу понял, что произошло, не сразу сообразил, что кричит он мне уже с той, с другой стороны запаленной взрывом траншеи.

— Не выскакивай,— кричал он мне,— тут у них пулемет рядом стоит!

Он вовремя мне крикнул, потому что я совсем уж было хотел лезть наверх, собирался вылезть, выбраться из траншеи, чтобы обогнуть, обойти этот проклятый завал.

Мы с двух сторон — я с одной, он с другой — начали выбрасывать за бруствер рыхлую, развороченную взрывом землю, пытаясь пробиться друг к другу. Но проходившая здесь траншея была в свое время оплетена толстыми ветками ивняка, и это оказалось хуже всего. Теперь этот плетень напрочь, как я увидел, перегородил мне дорогу. Япопытался было пролезть низом, но придавленный землей, сухой, колючии, давно уже превратившийся в хворост плетень этот не давал мне хода. Явесь ободрался, я очень сильно искололся.

Вот тогда-то я и выпрыгнул наверх. Ничего другого мне просто-напросто не оставалось.

Пулемет и вправду застрочил, когда я метнулся через бугор...

У меня долго потом звенело в ушах.

Яуже писал давно когда-то, как и обыкновенной телеге, на лошадях, или в расшатанной, вдрызг разбитой полуторке, непосредственно за передовыми частями, вплотную за ними, следовала по дорогам войны маленькая редакция маленькой дивизионной газеты — двухполосной многотиражки, задача которой состояла в том, чтобы дать своим читателям самую сжатую информацию об общем положении на фронтах, то есть очередную сводку Совинформбюро и обязательные для всех сообщения ТАСС и в то же время — на тех же своих двух полосах — по возможности наиболее полную информацию о боевых операциях на участке дивизии. Ну и конечно же все остальное, что положено всякой военной газете: статью о боевом опыте, очерк об отличившемся бойце, репортаж какой-нибудь или рассказ даже или к случаю написанное стихотворение. И вдобавок ко всему клише — фотоснимок, тоже присланный по линии ТАСС. И все это ухитриться уместить на такой вот выходящей три раза в неделю двухполоске...

За полувековой давностью кто теперь в состоянии представить себе того дивизионного газетчика, ту работу в крошечной его газетенке в годы войны... Другое дело корреспондент центральной газеты! Работа корреспондента центральной или даже фронтовой газеты не раз и не два была описана и уже по этому одному она, думается, лучше известна. У человека нашего поколения наверняка сохранились воспоминания о газетах, которые передавались из рук в руки, о статьях, которые прочитывались всеми, об именах людей, писавших тогда в больших газетах... В целом же работа корреспондента на войне в широком читательском представлении приобрела общий, я бы сказал, унифицированный характер