Прощание с детством (СИ)

«Ундина? Почему Ундина? — думала она, но тут же спорила с собой — да так просто ляпнул первое, что пришло в голову».

Так получилось, что у нее появилась возможность получить ответ на свой вопрос. Незнакомец, любивший зеленый чай без сахара, поджидал ее у выхода, нервно комкая в пальцах край пиджака. Увидев ее, он улыбнулся и на его лице выразились чувства человека, измученного долгим ожиданием. Лариса прикинула, сколько ему пришлось бродить в окрестностях забегаловки и даже прониклась к нему если не симпатией, то сочувствием.

На город спускалась ночь и на бульваре уютно горели витрины дорогих магазинов, в которых она никогда не была и старалась не заходить, чтобы не терзать себя глупыми мечтами. Лучше они с бабушкой будут хорошо есть целый месяц, чем она будет красоваться, как Рита Польских.

— Вы меня ждете? — недоверчиво осведомилась Лариса, мужчина кивнул.

— Ты не против? — спросил он, Лариса только равнодушно пожала плечами, кутаясь в свой свитер, ей отчего-то было холодно. Незнакомец заметил это, хотел набросить ей на плечи свой пиджак, но она остановила его.

— Почему Ундина? — вырвалось у нее. Она грустно посмотрела на свое продрогшее маленькое костлявое отражение в витрине какого-то роскошного магазина, где красовались манекены, разнаряженные как на приеме, а внутри блуждали некрасивые женщины, старавшиеся с помощью красивых вещей скрыть уродство тела и души. Лариса в стекле была невысокого роста, коротко стриженной, похожей на мальчика, а не на Ундину.

— Я чувствую себя рыцарем, приехавшим в глушь и увидевшим на пороге хижины деву с глазами, как речная гладь, — восторженно сказал незнакомец и Лариса почувствовала уважение к такой красивой фразе, но тут же одернула себя.

— Вы значит не местный?

— Я здесь в командировке, — признался мужчина. Лариса тяжело вздохнула и ускорила шаг, надеясь, что он сам отстанет от нее. С одной стороны ей этого чудовищно не хотелось, с другой она прекрасно понимала, что у нее есть блестящая перспектива стать развлечением этому «рыцарю» на время, пока он здесь. А дома, конечно же, жена и дети. Ей захотелось напрямую спросить его об этом, но она была мягче, чем ей хотелось бы быть.

— Послушай! — он догадался о чем она думает, — ничего такого!

Он хотел что-то сказать, но Лариса его опередила.

— И хорошо, — улыбнулась она и, обогнав его, запрыгнула в подошедший трамвай, — до свидания, рыцарь!

Она забилась в самый дальний угол, лишь бы только не видеть оттуда, как он потерянно и грустно смотрит ей в след.

Лариса прижалась лбом к холодному стеклу и, чувствуя на своем лице теплое прикосновения света витрин, окон и вывесок, проносившихся мимо, закрыла глаза Ночью город становился другим, как будто это был какой-то другой город и между ними не было ничего общего. Его огоньки напоминали новогоднюю елку или карнавал, рождая в душе веру в сказку или чудо.

Глава третья

— Слабо, да!? Слабо! — голос Коли был как удар плети, такой же резкий и невыносимый. Дима с ненавистью посмотрел на него, а потом перевел глаза на кусок кирпича в своей руке, борясь с желанием размозжить им другу голову. Коля внимательно наблюдал за реакцией Димы и ничуть не боялся, ему было смешно.

Он тряхнул головой, взъерошив черные непослушные волосы, и достал сигареты. Его интересовало сделает ли Дима это или нет, но в большинстве случаев Дима все-таки делал. Он находился в слишком сильной зависимости от мнения друга, от его темных цыганских глаз, которые так и толкали на совершение какой-то новой шалости. И чем старше становились друзья, тем опаснее были их выходки.

— Мне ничего не слабо! — заявил Дима бесстрашно и с размаху запустил кирпич в окно второго этажа. К великому везению юноши, он не рассчитал силу и его снаряд ударился в стену рядом, сбив с нее кусок краски и вместе с ней плюхнулся на землю у окна столовой.

— Мазила, — хихикнул Коля, покусывая конец сигареты из которой сыпался противно пахший дешевый табак.

Дима приглушенно выругался и потянулся к другому кирпичу, более увесистому, когда окно, в которое он целился, вдруг распахнулось и оттуда высунулся внушительный бюст завхоза Клары Петровны. Ее сморщенное, как высохшая слива лицо, украшенное густыми черными усиками над презрительными губами, сморщилось в гримасе злости и недовольства.

— Якушев! — завопила она писклявым голосом, — ты совсем сдурел, недоумок!? Да я тебя!!! — женщина готова была выпрыгнуть наружу и надавать ему тумаков, но решетка останавливала ее от таких решительных действий.

Коля, который был несколько проворнее, ухватил Диму за руку и уволок в школу, внутри себя посмеиваясь над глупостью друга и злостью завхоза. Эта особа с потными руками, густыми сросшимися бровями и замашками партийного начальника была Коле противнее всех толстых, грузных теток, которыми была так богата их школа.