Прощание. Последний конфликт

Только не получив своим подозрениям подтверждения, я сосредоточила внимание на самом кадровике. Он сидел за столом и напряженно следил за моими действиями, однако после заключительных слов поднялся. В приглушенном сиянии свеч отливающие серебром глаза выделялись особенно ярко.

— Я не о том хотел поговорить, — наконец подал голос он.

— И все равно перебор. Но я вся слух и внимание, — не упустила случая вставить шпильку я.

— Я долго думал и…решил, что мои первоначальные задумки никак не удастся воплотить в жизнь.

— Ты сейчас о чем? — насторожилась я, тем не менее, не ощущая подвоха.

— Я не смогу быть порознь с тобой. Прости, Лей, — чистосердечно выдал Преображенский. — Но каждый день и каждый час все больше приближали меня к мысли, что ты действительно должна быть рядом. Знаю, что причинил тебе множество проблем и неудобств, но я готов искупить каждый свой грех так, как ты посчитаешь нужным. Теперь я отчетливо понимаю, что быть главой касты — значит самостоятельно прийти к мысли, что готов нести ответственность не только за себя, но и за тех, кого судьба выбрала тебе в спутники. Лей, я больше всего на свете хотел бы, чтобы моей спутницей стала ты.

Он подошел слишком близко. Так близко, что вкупе с услышанными словами я почувствовала легкое головокружение. Я боялась верить в то, что электроник наконец — то дозрел до состояния саморазвивающейся машины. А там до живого ума ведь было всего ничего…

— Все просчитал? — не подавая вида, насколько потрясена его признанием, поджала губы я. — Умно. Очень умно, Преображенский. Только вот остался нерешенным один вопрос.

— Какой? — он напрягся еще больше.

— Что делать с тем, что я уже люблю тебя, Саша?

В тот миг вид искренне растерявшегося кадровика показался мне отмщением за все перенесенные испытания.

***

Когда родился Ленька, Преображенский упал в обморок прямо в родильном зале. И пусть изначально он стоял в изголовье кресла, на котором я производила на свет сына, смачный грохот, раздавшийся после встречи тушки Суперменовича с полом, внезапно заставил меня расхохотаться. И пусть я напугала новорожденного, а врачи явно недоумевали, кого спасать первым — обморочного красавца — папочку или явно слетевшую с катушек мамашку — вместе с этим хохотом мою душу окончательно покинули страхи, некогда связанные с поведением Саша. Да — да, я знала, что так будет, а потому настояла именно на процедуре совместных родов. Теперь я могла окончательно считать себя отмщенной.

С Лизой все прошло гораздо спокойнее, но, лишь взяв на руки недовольно голосящую дочку, закутанную в пеленку, Суперменович впервые в жизни прослезился. В тот миг я любила его сильнее всех на свете. А он называл ее не иначе как Лизонькой и вовсю позволял сидеть на своей терпеливой шее. Леня, однако, ревновать даже не думал: он счел своим священным долгом быть материнским защитником, пока младшая сестренка полощет папе мозги. Но внешняя беспечность Преображенского, как оказалось, была хорошо продуманным маневром по отвлечению внимания.

В привычной для Суперменовича — и совершенно нетерпимой для меня — манере мне поставили ультиматум, что, если я не прекращу доводить некоторых родами до нервного стресса, со мной вообще перестанут спать. Двое детей — это и так лишний повод состариться. Я лишь невинно хлопала глазками — уж чего — чего, а вот до моего тела Преображенскому всегда было дело! Насчет детей, правда, вынуждена была согласиться. Так что семейный совет в виде меня и Саша постановил: на двойне пополнение земного генофонда прекращаем. Ничего, помогать в его расширении активно стали другие.

Мария, например, сдержала обещание и родила Майдиорну прекрасного сына, которого они решили назвать Алексеем. Майдиорнович — младший родился в один год с Лизаветой, так что, не сдерживаемый рамками лейнианских традиций, мальчик быстро учился всему плохому от нашей пиратки. Сами лейнианцы, надо сказать, постепенно начали расслаиваться на группы, в каждой из которых установилось собственное видение будущего планеты. Некоторые активно сотрудничали с землянами, как, например, Майдиорн с мамой или тот же Деймон Эверсон, частенько прилетающий к нам в гости, или даже Игорь Новиков, который, вернувшись на планету, воспитавшую ему сына, так и не смог улететь обратно, с удовольствием согласившись на роль счастливого дедушки.

Другие же, к числу которых я бы, наверное, причислила деда и, как ни странно, семью Преображенских, все еще пытались сохранить верность традициям. Они неизменно приглашали нас с Сашем посетить родную планету, но все решил случай: когда мы, наконец, решились, поборов внутренние противоречия, слетать к двойнику Земли, мне пришла пора рожать Лизу. Естественно, больше никаких разговоров на эту тему не заводилось.

Но если гора не шла к пророку, то пророк, как известно, приближался к ней. Так и я однажды спросила у деда, к чему было устраивать показательное наказание Саша на совете.

— Чтобы ни у кого не осталось сомнений, что он способен повести за собой других. Это можно было показать, лишь воздействуя на него сразу двенадцатью разумами.