Может, потому и слова «прощальный секс» он никогда не воспринимал серьезно, что я всегда вела себя, как деревенская девчонка? Но кто же знал, что и как именно стоит говорить? Я оторвалась от Суперменовича, разглядывая его с новой стороны. Неужели просто не хотел расставаться?..
— Саш… — неуверенно начала я. Его лицо осветила привычная улыбка, как ни странно, придавшая мне сил. — С этого момента я хочу прекратить связывающие нас личные отношения. Меня не устраивает их качество, и я не планирую продолжать их в том же ключе. Я освобождаю тебя от необходимости постоянно быть рядом. Ты свободен. Свободна и я.
Возможно, промелькнувшая в его глазах горечь мне только почудилась. Вопрос вырвался сам собой:
— Так подойдет?
— Вполне, — кивнул Саш, продолжая улыбаться и запуская руку в мои волосы, чтобы помассировать голову.
— И что теперь? — прикрыв веки, поинтересовалась я, хоть действия Саша совершенно не располагали к общению.
— Ну…ты свободна. Я тоже. Можем просто жить. Можем пытаться поискать кого — нибудь еще. Исключается личное общение. И прикосновения, конечно — это прерогатива только тех лейнианцев, что проводят вместе время.
— Тогда что ты сейчас делаешь? — я распахнула глаза, видя, как улыбка Преображенского становится откровенно плутовской.
— Последнее желание умирающего, — с умильным видом проговорил Саш. Я никогда раньше не замечала за ним подобного состояния. — Мне нравится быть с тобой рядом. К тому же, здесь остались только мы…
О копошащемся в ванной Венике я предпочла благоразумно смолчать. Но желание кадровика притянуть меня ближе встретила с радостью. А потом почувствовала себя героиней старого фильма, в котором возлюбленный покидает возлюбленную, отправляясь куда — нибудь на войну или в дальнюю дорогу, и дарит на прощание страстный поцелуй на фоне заката, от которого у всех зрителей, не отрывающих взгляда от экрана, вырывается слаженный завистливый вдох. Никогда бы не подумала, что Преображенский умеет так изумительно целоваться — мягко, лишь обнимая мои губы своими. Я инстинктивно ухватилась за его плечи, отмечая, что меня опускают на теплую поверхность ликвидсейфа. Нет, потребность тела мой спутник явно не собирался удовлетворять. Он подтвердил это, когда с печальной улыбкой взглянул на мои губы, нависая сверху и не разрывая объятий. А потом внезапно принялся рассказывать о своих родителях и месте, где они живут на планете. Сама не заметив, как, я настолько увлеклась беседой, что вскоре у нас началось бурное обсуждение.
Прервал его внезапно сам Преображенский, словно сверившись с внутренними часами. Тихо произнеся «мне пора», он в последний раз поцеловал меня и поднялся с кушетки. Странно, но грусти я не испытывала. В душе, вопреки всем обстоятельствам, начало цвести ожидание.
— Все собрала? — в сотый раз спрашивала меня Мария, когда капитан Демин предупредил всех о том, что мы входим в атмосферу планеты. — Ничего не забыла?
— Мам! — осадила ее я. — Твое волнение передается и мне тоже. Не стоит. Нас там никто не съест.
— Я полностью разделяю позицию Лейквун, — авторитетно заявил Майдиорн. — Волноваться не о чем. Нас всего лишь встретят главы всех семей.
— Не всех, — вмешался капитан. — Главы военной и машиностроительной каст находятся в южной части планеты и прибудут на совет только через неделю. У вас будет время освоиться перед встречей.
Мы расположились в кают — компании, ожидая приземления, за круглым столом. Мария заметно нервничала перед встречей с родными и отцом. Я прекрасно понимала причину ее состояния. Пусть она провела на Земле гораздо больше времени, чем на Лей, не думаю, что с лейнианской памятью кто — то из посвященных смог бы забыть ее. Однако что — то явно заставило ее отвлечься от собранного состояния.
— Что? — спросила я, поднимая брови.
— Ты впервые назвала меня мамой… — неуверенно пояснила Мария.
Я смущенно пожала плечами, улыбнувшись, и перехватила заинтересованный взгляд Преображенского, сидящего почти напротив меня. Кажется, у него появился еще один повод для научного наблюдения. Покачав головой, я обратила внимание на отъехавшую дверь каюты, впускающую Алину. Для нее, к моему большому счастью, за столом по счастливой случайности не оказалось места. Но надо же было сердобольному капитану отпроситься и предложить ей свое место. Место рядом с Суперменовичем! Хотя чего это я так расчувствовалась? Сама ведь себя целую ночь настраивала на расставание, а тут… внешне, конечно, я ни единой эмоции не покажу. А уж что там у меня внутри, ему знать необязательно.
Мама внезапно закашлялась, краснея на глазах, и Преображенский вскочил с места:
— Я сейчас принесу вам воды, Мария.
— Да — да, Сашкинс, будь добр, пожалуйста… — хрипло проговорила мама, махая ему рукой в знак благодарности.