Прощание

Находясь на правой части командного мостика, я оглядываю весь морской горизонт. По траверзу правого борта висят дождевые завесы, и, как будто у неба есть чувство симметрии, такие же завесы висят по траверзу левого борта: широкие, мрачные дождевые завесы. Только прямо впереди на небе просвечивает матовый свет. По искривлению моря за нашей кормой я вижу с моего нока, что мы изменили курс на двадцать градусов вправо. И я вижу почему: мы расходимся с паромом, несущем по всей длине бортов гигантские буквы названия пароходства ТАУНЗЕНД ТОРЕСЕН. Краски парома вдруг поблекли под шлейфом дождя. Теперь и я почувствовал первые капли. В ходовой рубке третий помощник включает вращающуюся фишлупу.[4] Теперь окна нашей рубки дождь поливает снаружи. Опрыскиватель смывает со стекол морскую соль, которая искажает вид сквозь стекло.

По правому борту нам навстречу идет тральщик. Проходит какое-то время, пока сквозь пелену дождя по флагу можно определить его национальную принадлежность: это француз. Мы приспускаем флаг в знак приветствия. Они также приспускают флаг. Военный корабль, какой бы национальности он ни был, мы приветствуем первыми, как и предписывает морской кодекс.

Погода ухудшается на глазах. Ночь перед входом в канал будет бессонной. Волнение в гавани, а теперь еще и погода — все это напоминает мне наши печальные прощания в Бресте. «Счастливо!» — это было все, что старик сказал при нашем последнем прощании в Бресте.

Корабль вывесил фонари: спереди белый пароходный фонарь и с кормы, на дымовой трубе, — с белым направленным светом. Выставляются боковые фонари: зеленый — справа, красный — слева У них те же самые секторы, что равно 117,5 градуса. Для вахтенного другого судна этим обозначается положение нашего корабля. Белый кормовой фонарь перекрывает темный сектор боковых и сигнальных огней на марсе — как раз два штриха. Восемь штрихов составляют девяносто градусов.

Матово светятся шкалы навигационных приборов. Старик стоит у радара. Он объясняет мне:

— Красная шкала дает бортовой пеленг, белая — истинный (исправленный) пеленг.

Сообщают о появлении судна, идущего навстречу. Четыре штриха по правому борту. Мне все-таки приходится пересчитывать: тридцать два равняются триста шестидесяти градусам. Таким образом, четыре штриха равны сорока пяти градусам. Я спрашиваю, какой курс у идущего навстречу корабля.

— Примерно двести сорок градусов, — говорит старик после короткого обдумывания.

Через некоторое время он скрывается в штурманской рубке. Я должен следовать за ним. В штурманской рубке я получаю дополнительный урок в навигации:

— Истинный курс всегда соотносится с показаниями компаса, Все другие пеленги являются пеленгованием по азимуту (бортовым пеленгом). Возьмем пример: Другой корабль имеет на корме справа позицию тридцать. Это примерная позиция. Мы держим курс пятьдесят градусов. Для того чтобы установить, какой курс у другого корабля, я беру собственный курс, то есть пятьдесят градусов, и приплюсовываю к нему прямой пеленг — таким образом получаются сорок градусов. Это дает в итоге девяносто градусов истинного (исправленного) пеленга. Его курс составляет контрпеленг сто восемьдесят градусов плюс или минус оцененное положение. В этом случае двести семьдесят градусов минус тридцать градусов равняются двести сорока градусам. Понятно?

— Спасибо. Теперь я снова почти все усвоил, но когда каким-либо делом постоянно не занимаешься…

— Кофе! — говорит кто-то в темноте.

— Прекрасно! — ворчит старик.

— Значит, в Дурбане они хотят провести прием, — говорит он вполголоса, — ну, к счастью, мы к этому готовы.

Я думаю, что все это типично для него: впереди еще три недели, а старик уже ломает голову об одиозном приеме, который надо будет провести на корабле.

— Во время моего последнего рейса эта проблема тебя, к счастью, не касалась.

— Да? — удивляется старик.

— Тогда «Отто Ган» еще был «летучим голландцем».

— Время, когда мы не могли заходить в порты, меня полностью устраивало, — говорит старик, повернув голову к окну, — в то время не было проблем с канаками…[5] Не было необходимости все пересчитывать.

— Необходимости? Что ты имеешь в виду?

— Следить, все ли на месте. Наши дорогие гости прихватывали с собой все, что под руку попадалось. Так называемые «дни открытых дверей» в каком-нибудь паршивом порту, — а корабль пускали только в паршивые порты, — для меня всегда были кошмарными.

И вдруг старик разговорился:

— В первом порту, в который нам разрешили зайти, в Касабланке, был организован большой прием для «официальных лиц», некоторые из которых выглядели авантюрно. Наши ящики с сигарами мгновенно опустели. Попробуй что-нибудь сделать против этого! А когда несколько позже я прошелся по кораблю, то увидел, как в холле один из этих канаков снимает кокарду с фуражки. Я просто сказал: «Извините!» и отобрал фуражку, которая оказалась моей собственной! Единственное утешение: докучливый контроль с целью поиска саботажников при таком массовом наплыве посетителей отпадает, так как осуществить его просто невозможно.