Прощай, молодость

Неужели кто-то во мне сомневается? Уж я-то в этом разбираюсь.

За соседним столиком сидела компания. Мужчина с бородой и глазами навыкате все время ударял кулаком по коленке и разглагольствовал. На нем была пурпурная рубашка с расстегнутым воротом. Рядом с ним сидел маленький человечек с желтоватым лицом, ловивший каждое его слово. Возле них остановился высокий светловолосый юноша с папкой рисунков под мышкой — я вдруг почувствовал, что он никогда их не продаст, у него не хватит мужества показать эти рисунки, — он как раз наклонился над их столиком. За столом сидели еще две девушки без шляпок, с плохими фигурами и хорошими волосами. Они старались походить на венгров, но были до мозга костей англичанами, а поскольку я сильно выпил, это уже не имело значения, и они вовсе не были для меня забавными. Я не сомневался, что они блестяще рисуют и блестяще пишут и никто их не понимает — так как они опередили свое время — и что когда-нибудь их поймут, но пока они бешено работают, горят идеями, несчастны без всяких причин, слишком много говорят, а еще все они попеременно спят друг с другом.

«Я не пьян, — сказал я себе, — я вовсе не пьян».

Я слушал их с серьезным видом, ловя обрывки беседы, и мне казалось, что каждое произнесенное ими слово искренне и верно. Человек с длинной каштановой бородой был апостолом новой веры.

— В искусстве, — говорил он, — секс — это всё. Вы никуда от него не денетесь.

Я кивнул, словно сидел за их столиком, и задумался: то ли это совсем новая идея, то ли я ее где-то уже слышал.

— Каждая кривая на рисунке, — продолжал он, — выражает сексуальное влечение. Разумеется, это делается бессознательно у людей, которые намеренно слепы к собственным побуждениям, но для нас — для нас, которые знают об этом, — в этом суть творчества. Когда я провожу на холсте прямую линию, то всегда напоминаю себе, что это не линия — это символ, секс-символ. Если бы я этого не сознавал, то вообще не смог бы рисовать.

Он сделал паузу, и все смотрели на него с восхищением.

— Мы должны это культивировать, — сказал он. — Нужно порвать с этим состоянием ужасающей пассивности. Мы должны признать секс на холсте, но не как продукт цивилизации — это должно идти изнутри, как последний решительный протест…

Этот поток слов поверг меня в изумление. И тут заговорила одна из девушек.

— Кронстайн говорит, что такой вещи, как секс, не существует, — заявила она. — Он говорит, что секс существует только в нашем воображении.

Ха! Вот это да! Бородатому нелегко будет отбиться. Уж если Кронстайн сказал такое… Правда, я никогда о нем не слышал, но существует же кто-то с фамилией Кронстайн, несомненно… Я сильно пьян? Однако мой бородач не сдавал позиций, он был исполнен решимости победить. Он засмеялся и, откинувшись на спинку стула, пожал плечами.

— Ты немного отстала от времени, — возразил он. — По крайней мере уже три месяца никто не верит в Кронстайна. С ним покончено.

Тогда, конечно, другое дело. Мне было жаль эту девицу. Впрочем, сама же и виновата: нечего было похваляться своей эрудицией по части Кронстайна. Я глупо улыбнулся сам себе и кивнул. Я наблюдал, как одни и те же фигуры прогуливаются взад и вперед по тротуару перед кафе «Купол», затем, перейдя улицу, направляются в «Ротонду». Одни и те же фигуры без конца мельтешат туда и обратно.

Это было потрясающе — блеск, шум, грохот уличного движения; голова у меня шла кругом, а глаза пристально вглядывались. Я не был одинок — о, только не я…

Я услышал, как бородатый снова завел беседу.

— Ты, Жозеф, выражаешь себя через ритм, когда пишешь, — говорил он. — Я могу судить по твоим работам, что ты борешься за какую-то внутреннюю чистоту, которую еще не научился контролировать. У тебя присутствует и секс, но он не нарушает гармонии.

Светловолосый юноша взволнованно подался вперед.

— Это ты очень верно подметил! — воскликнул он. — Ритм для меня важнее, чем секс.

Но тут мужчина с желтоватым лицом, покачав головой, положил руку на плечо белокурого юноши.

— Ритм, — сказал он, — заведет тебя слишком далеко, а потом раз! — и ты упрешься в глухую стену. Симметрия рисунка — это большое достижение, но тебе придется капитулировать перед сексом, прежде чем ты очистишься. Да, тебе придется капитулировать.

Светловолосый мальчик беспомощно обвел всех взглядом. Мне стало интересно, капитулирует ли он перед сексом немедленно или подождет, пока придет домой. Тут заговорила вторая девушка, более толстая и некрасивая. На ней были очки в роговой оправе, и она была очень прыщавой.

— Если бы только, — заметила она, — если бы только мы знали, чего именно хотят наши тела.

Они взглянули на нее с уважением. Все умолкли, признавая, что она подбросила им весьма глубокую мысль. Я начал воображать такой небольшой диалог между девушкой и мною.

«Когда я смотрю на вас, — говорил я, — то совершенно точно знаю, чего не хочет мое тело». И тогда она съежилась бы, как девочка, воспитывавшаяся в монастыре, и разразилась слезами. «Да, — подумал я, — не слишком-то весело девушке, если она не хорошенькая».