Прощай, Берлин

Фрейлейн Хиппи Бернштейн — моя первая ученица — живет в Грюневальде, в доме, построенном почти целиком из стекла. Большинство богатых берлинских семей почему-то обосновались в Грюневальде. Их виллы, построенные с уродливой роскошью, начиная с эксцентричного рококо и кончая кубистскими коробками из стали и стекла с плоской крышей, теснятся в сыром, мрачном сосновом лесу. Лишь немногие из богачей могут позволить себе завести большой сад — земля здесь баснословно дорогая; единственный вид из окон — задний двор соседнего дома, огороженный проволочной сеткой.

Из-за страха перед грабителями и революцией жизнь этих несчастных проходит как бы в постоянной осаде. У них нет ни личной жизни, ни возможности позагорать. Район этот достоин называться трущобами для миллионеров.

Когда я позвонил у садовых ворот, молодой лакей вышел с ключом от дома в сопровождении огромной рычащей овчарки.

— Пока я рядом, она вас не укусит, — с ухмылкой заверил он меня.

В холле особняка Бернштейнов двери обиты металлом, а к стене, как на пароходе, болтами привинчены часы. Здесь же висят модернистские лампы, имитирующие барометры, термометры и телефонные диски. Холл напоминает электростанцию, которую инженеры попытались благоустроить, позаимствовав стулья и столы из старомодного, очень респектабельного пансиона. На голых металлических стенах развешаны глянцевые пейзажи XIX века в массивных золотых рамах. Герр Бернштейн, вероятно не подумав, заказал виллу модному архитектору-авангардисту, потом пришел в ужас от его творчества и решил насколько возможно скрасить постройку семейными реликвиями.

Фрейлейн Хиппи — полная, симпатичная девушка девятнадцати лет, с шелковистыми каштановыми волосами, красивыми зубами и огромными волоокими глазами. Она смеется ленивым и самодовольным смехом, а еще у нее прекрасная, уже сформировавшаяся грудь. По-английски она говорит как и все школьницы, с легким американским акцентом, но довольно прилично, чем и сама вполне удовлетворена. У нее есть одно определенное желание: не утруждать себя занятиями. Когда я робко предлагал ей план уроков, она поминутно перебивала меня, угощая шоколадом, кофе и сигаретами.

— Извините, здесь нет фруктов. — Улыбаясь, она сняла телефонную трубку: — Анна, пожалуйста, принесите нам несколько апельсинов.

Когда пришла горничная с апельсинами, несмотря на мои протесты меня заставили по всем правилам этикета отведать разных кушаний. Это сняло последний налет педагогики. Я чувствовал себя полицейским, которого кормит на кухне хорошенькая кухарка. Фрейлейн Хиппи сидела и наблюдала за тем, как я ем.

— Пожалуйста, расскажите мне, как вы очутились в Германии?

Я вызываю у нее любопытство, но смотрит она на меня, как баран на новые ворота. И не так уж жаждет, чтобы эти ворота открылись. Я ответил, что Германия кажется мне очень интересной страной:

— Политическое и экономическое положение в Германии, — уверенно импровизировал я учительским тоном, — интересней, чем в любой другой европейской стране. Не считая России, — добавил я в порядке эксперимента.

Но фрейлейн Хиппи никак не отреагировала. Она только вежливо улыбнулась.

— Мне кажется, вам здесь будет скучно. В Берлине у вас не очень много друзей, так ведь?

Вот это как раз, видимо, и занимало ее.

— А у вас есть знакомые барышни?

Тут раздался звонок домашнего телефона. Лениво улыбаясь, она взяла трубку, но, казалось, и не думала слушать тонкий голос, исходивший из нее. Зато я явственно слышал фрау Бернштейн, звонившую из соседней комнаты.

— Ты забыла здесь свою красную книгу? — повторила фрейлейн Хиппи с усмешкой и улыбнулась мне, словно приглашала принять участие в шутке.

— Нет, я не вижу ее. Должно быть, она в кабинете. Позвони папе. Да, он сейчас работает.

Она без слов предложила мне еще один апельсин. Я вежливо покачал головой. Мы оба улыбнулись.

— Мамочка, а что у нас сегодня на ланч? Да? Правда? Великолепно!

Она повесила трубку и вновь принялась за свой допрос:

— Do you know no nice girls?

— Any nice girls… — поправил я ее уклончиво. Но фрейлейн Хиппи только улыбнулась, дожидаясь ответа на вопрос.

— Да, с одной, — ответил я, вспомнив фрейлейн Кост.

— Только с одной? — Она с комическим удивлением подняла брови. — А скажите мне, пожалуйста, как вы считаете, немецкие девушки отличаются от английских?

Я покраснел.

— Вы считаете, что немецкие девушки… — начал я поправлять ее, мгновенно сообразив, что не знаю, как правильно сказать: отличаются или различаются.

— Как вы считаете, немки отличаются от англичанок? — спросила она, настойчиво улыбаясь.

Я покраснел так, как никогда прежде.

— Да. Сильно отличаются, — ответил я дерзко.

— А чем они отличаются?

К счастью, зазвонил телефон. Звонил кто-то с кухни, чтобы сообщить, что ланч будет на час раньше, чем обычно. Герру Бернштейну необходимо быть в городе.

— Мне так жаль, — сказала фрейлейн Хиппи, встав, но сейчас нам пора закругляться. А вы придете к нам в пятницу? Тогда до свидания, мистер Ишервуд. Я очень вам признательна.