Прощай, Америка!

– У меня есть знакомые в посольской больнице, – не открывая глаз, ответил Лукаш. – И у военных. Но я не буду заниматься такими операциями. Я брезглив.

– А за тридцать процентов? – спросил Джонни.

– Пошел ты…

– А за пятьдесят? – не унимался федерал.

– Я сплю, – сказал Лукаш. – Я не выспался и вполне могу что-нибудь сделать не вовремя подвернувшемуся человеку. Намек понятен?

– Более чем, – засмеялся Джонни. – Спи, я буду ехать аккуратно и осторожно. Но ты подумай по поводу пятидесяти процентов. Лично у меня брезгливость при таком раскладе исчезла бы сразу. Даже если бы и была когда-то…

Глава 2

Сон должен был навалиться сразу. Машина шла ровно, дороги в Вашингтоне, несмотря ни на что, поддерживали в хорошем состоянии, ничто вроде бы не мешало Лукашу вырубиться. Однако…

Эти чертовы «рапторы» не выходили из головы.

Ничего не происходит просто так. Все имеет причины и следствия. Почему пилоты решили устроить показательное выступление? Надоело смотреть, как правительство пункт за пунктом сдает интересы государства? Неплохой повод, патриотичный. Вдобавок жалованье в армии продолжали задерживать. А если даже и не задерживали, то платили без учета инфляции. Насколько слышал Лукаш, армейским разрешали прерывать контракты без штрафных санкций. Надоело считать гроши от зарплаты до зарплаты – пиши рапорт и сваливай в гражданскую жизнь.

А вот в Техасе… В Техасе все было иначе. В Техасе зарплату военным платили, выплачивали надбавки и даже, если верить слухам, премиальные выдавали за приведенную в штат технику. Так что капитан Стоппард и майор Роджерс этим утром стали намного богаче, чем были еще вчера.

Выходит, что это они ради денег? Чушь. Ради денег они улетели, а вот ради чего стреляли?

«Ладно, – подумал Лукаш, – со временем все станет известно. Уже наверняка из Вашингтона позвонили в Остин и выразили свое глубокое негодование по поводу…»

– Доброе утро, Вашингтон! – прозвучало в салоне машины. – Мы рады приветствовать всех, кто нас слушает. Погода в столице Соединенных Штатов солнечная, безоблачная и, я даже сказал бы, – лётная. Во всех смыслах этого слова!

– Выключи радио, – не открывая глаз, потребовал Лукаш. – Не хватало еще слушать этих идиотов.

Джонни послушно выключил радио.

– И если ты еще раз попытаешься меня разбудить… – Лукаш вздохнул. – В общем, я и сам не знаю, что с тобой сделаю. Но это будет нечто страшное…

– Уже боюсь, – засмеялся Джонни, – но на чеках тебя все равно разбудят. Спящий пассажир на заднем сиденье вызывает недоверие у патрульных. А вдруг я тебя усыпил и похитил? Вывезу из Вашингтона, спрячу и стану требовать выкуп. Или просто повешу тебя возле дороги в назидание оккупантам…

– Хренушки, – возразил Лукаш, – в назидание оккупантам патриоты пишут ругательные надписи на стенах. А вешать должны проклятых федералов, сотрудничающих с проклятыми оккупантами. И, кстати, оккупантами нас еще не называют, это ты торопишь события. Если верить граффити – мы уроды, просто уроды.

– И еще ублюдки, вон, можешь убедиться справа, – Джонни указал пальцем. – Ублюдки, убирайтесь домой!

Лукаш приоткрыл глаза и убедился. Написано было по-русски и без ошибок. Рядом с надписью были небрежно намалеваны гениталии. Без таланта намалеваны и без вдохновения.

– Никакого чувства прекрасного у этих патриотов, – Лукаш зевнул. – Ну можно ведь что-то придумать изящнее. И смешнее. Ну, что-то вроде «Ваньки, гоу хоум!».

– Ваньки – не самая большая проблема, Михаил, уж ты поверь. К вашим относятся более-менее хорошо. Не особо любят, но и не так, чтобы ненавидеть. А вот кому пришла в голову идея привезти сюда арабов и сербов с вьетнамцами?

– А также немцев, французов, итальянцев… Весь мир пришел на помощь заболевшим Штатам Америки. С моей точки зрения – такое умильное содружество добрых самаритян получилось. Все вас…

Машина резко затормозила, Лукаш открыл глаза – они остановились перед чеком у въезда на Твин Бриджес. Перекрытый Джордж Месон Мемориал бридж был справа, мемориал Джефферсона остался тоже справа, но позади.

– Очередь, будь она неладна, – сказал Джонни.

У него был богатый набор русских идиом, использовал он их всегда правильно и к месту, говорил без ошибок и акцента. Был у его речи даже московский оттенок, такой «акающий» говорок с проглатыванием гласных. Встретишь такого в России – примешь за своего. В российской провинции он, наверное, мог бы и в рыло схлопотать именно за то, что москвич.

– Очередь, – повторил за федералом Лукаш. – Минут на тридцать, не меньше.

– И мы имеем все шансы не успеть к отправлению конвоя, между прочим, – Джонни посмотрел на часы. – У нас времени в обрез.

– Кто там у нас сегодня на чеке стоит? – Лукаш тяжело вздохнул, понимая, что придется выходить из машины, идти договариваться. – Глянь, чей флаг?

– Ваш триколор, – присмотревшись к висящему в безветрии флагу, сказал Джонни. – Повезло.

– Наверное, – Лукаш переложил удостоверение в нагрудный карман рубашки, достал из сумки блок сигарет и вышел из машины.

Солнце ударило по голове и плечам, словно раскаленный молот. Сразу навалилась слабость.