Сегодня, простояв в институтской библиотеке в очереди за учебниками, он пришел домой позднее обычного; Гюляндам дома не оказалось, куда-то ушла. Он отпер дверь своим ключом и прямо перед дверью увидел большую корзину, прикрытую куском полотна, а поверх него - конверт. Он положил на подоконник фунтовый замок и взял письмо. "Для Бахмана" - это рука матери. Очередная посылка из дому. Интересно, кто привез? Очень хотелось увидеть посланца из родной деревни, поговорить, узнать, как дела в районе, как живут родные. Мать в каждом письме уверяла, что у них все в порядке, живы-здоровы, просила не беспокоиться. Но поговорить с приехавшим из района - совсем иное дело, все равно что самому дома побывать. Ведь он уже второй месяц живет в городе, а с тех пор как уехал, все три прошло. Целая вечность! За это время, наверное, многое переменилось, много событий произошло, а Бахман о них ничего не знает.
Он прочел письмо. Мать сообщала, как всегда, что дома все хорошо и что она посылает ему фрукты с соседом, Ядуллой-киши.
Бахман хорошо знал спекулянта Ядуллу: одна нога в Баку, другая - в районе. Ядулла скупал по дешевке фрукты у соседей и продавал их в городе втридорога. Значит, так велико было желание матери побаловать сына, что не пренебрегла она и услугами спекулянта. И чего только она не напихала в корзину! Яблоки, сливы, персики и его любимый виноград "алвани", который в одних местах называют "пестрым", а в других- "козьи соски". Бахман сразу съел кисть винограда. Никогда виноград не казался ему таким вкусным,- наверное, потому, что ел он его вдали от дома. Ел и видел, как он сам срывает его с лозы; покойный отец увил лозой высокие акации вдоль ограды, а остальное сделала сама лоза - стеной поднялась вокруг дома, хочешь - с земли доставай и ешь, хочешь - с любого дерева...
Затем он не удержался, съел несколько крупных персиков, тоже необыкновенно вкусных. "Что за вкус у фруктов, если не сам сорвал их с дерева? - говаривала Гюльгяз-нене.- А те фрукты, которые попадают на весы, вообще всякий вкус теряют",- добавляла она. Будь бабушка жива и окажись она сейчас рядом с Бахманом, он бы с ней поспорил, потому что и те фрукты, которые не растил и не сам срывал, тоже вкусны, а если ты далеко от дома, то вкус фруктов и ягод из дому и передать невозможно...
Тук-тук-тук, тук-тук-тук...
Это Гани-киши! Уже сколько дней не слышно было во дворе, как стучит молоток Гани-киши. После той ночной передряги, устроенной его сынком, старик замолк и очень редко показывался во дворе. 'Та горькая и постыдная история в несколько дней изменила старика. Он сгорбился, волосы и борода совсем побелели. Соседей по двору старик избегал. Не зря, видно, в ту ночь он молил аллаха раз и навсегда избавить его от стыда и мучений. Будь на его месте другой отец, он, может быть, молил бы аллаха забрать раз и навсегда недостойных детей. Видно, каким бы негодяем ни был Алигулу, Гани-киши все равно считает его сыном и, наверное, любит. И как он может его не любить, ведь это его собственный, единственный сын! Что делать, если он стал таким жестоким человеком? Кто виноват?
Тук-тук-тук, тук-тук-тук...
А теперь Гани-киши работал. По-прежнему ритмично постукивал молоточком по наковальне, как будто играл хорошо разученную партию на ударном инструменте.
Интересно, что он мастерит сейчас для продажи? Копилку, ведерко или детскую леечку? Сколько раз он должен ударить молоточком, чтобы сделать такую нехитрую вещь? И почем он продает детям эти копилки, ведерки, леечки? Наверное, дешевле, чем в магазин, где этой утвари иногда, правда, днем с огнем не найдешь, а иногда бывает навалом. Конечно, дешевле, иначе и спросу не было бы. И по скольку ударов приходится на одну копейку? Каждый зарабатывает себе на хлеб по-своему. Один сеет его и выращивает, другой растит хлопок, третий добывает нефть, а иной кормится своим разумом, а кое-кто, не утруждая ни голову, ни руки, не сеет, не жнет, а сыт бывает и живет лучше всех, а на тех, кто живет трудом праведным, смотрит как на глупых, темных людей. И в родном районе таких полно, а в Баку их еще больше,
только тут они теряются среди массы людей, не так привлекают внимание.
"Хорошо бы угостить старика фруктами. Только уместно ли? Вдруг обидится. Кто я ему? Чужой человек, встрявший не в свое дело,- может, на пользу, а может, во вред старику,- ведь озлобленный Алигулу любой фокус способен выкинуть..."
Дворовые ворота со скрипом отворились. Наверное, это Гюляндам-нене. Нет, это Афет. За хлебом ходила, домой возвращается. Увидев его, улыбнулась. Бахман почувствовал, что его лицо расплывается в ответной улыбке.