Прорыв выживших. Враждебные земли

– А если я не прислушаюсь к словам бека?

– Тогда Амонатов-джан будет вынужден принять меры по защите своих дехкан.

– Ух ты, какие мы крутые! И что, каждый таджикский бек считает себя вправе мне приказывать? Может, вместо ответа отправить ему голову посланца?

– Еще раз обращаю ваше внимание, Искандер-джан, я не посланник Пенджикентского бека. Я – язык, глаза и уши Ирбиса. Вы слышали о Леопарде гор?

– Я слышал много сказок. В том числе о всяких зверях с разных форм рельефа. Чем очередная сказка отличается от слышанных ранее?

– Мы передаем информацию и приносим ответ. И все. Чтобы получающий ее не пытался обидеть посланца.

– А тебя, значит, обидеть никто не хочет?

– Почему? Бывает. Но обидевший язык Ирбиса долго не живет. Таковы правила.

– Я играю без правил. И, кстати, давно хотел проверить правдивость местных легенд. Но, пожалуй, нет смысла посылать голову целиком. Достаточно языка, глаз и ушей…

«Стечкин» успел покинуть кобуру… Однако пришелец оказался быстрее. Пистолет отлетел в сторону, а в левом боку Осими вспыхнул костер боли, в доли мгновения охвативший все тело…

Как умирали во дворе бойцы его интернациональной армии, Искандер уже не слышал… Впрочем, они умирали тихо…

Окрестности Новосибирска, деревня Выселки Байкал, обас-оюна, шаман

На пригорке, сбившись тесной кучкой, стояло с десяток деревянных, потрепанных жизнью домишек.

Байкал плотоядно улыбнулся. Русские еще спят, собаки с вечера прикормлены… Жестокие раскосые глаза молодого шамана полыхнули черным огнем. Джутпа на груди нетерпеливо дернулся, поторапливая хозяина. К бою! Гореть лупоглазым в аду!

Обас-оюна, черный шаман, взмахнул руками, подобно большой грозной птице, и под усиливавшийся гул десятков голосов ударил в бубен. Камни под ногами зашевелились, подчиняясь воле колдуна. Священное воинство рванулось к деревне, неся смерть… Эрлик открыл пасть, готовясь сполна испить свежей крови. Деревня сразу сжалась и потемнела, блестевшие в свете полной луны окошки померкли, будто светлый дух-хранитель вдруг отвернулся и ушел, оставив людей на произвол судьбы. Грянул взрыв, затем второй, и тут же барабанная дробь частых выстрелов разлетелась по равнине, вторя шаманскому бубну. Душераздирающие крики и багряные сполохи неистового огня щедро одаривали шамана, освещая искаженное злобой лицо, открывая ему тайные тропы к Белой горе; злобный Ютпу поднялся из воды, одобрительно качая бугристой головой, удовлетворенно прошипел: «Да, да, обас-юна, бей! Дай мне крови!»

Наверху полыхали дома, синеглазые демоны кричали от боли. Мансыр, ведший алтайское воинство, преисполнившись силой великого Тэнгри, белым волком рыскал по деревне, опрокидывая людей, вгрызаясь в горло, с хриплым воем пил горячую кровь, которая каждой каплей делала шамана сильнее. Байкал слышал свист пуль, разрывы гранат, стоны и предсмертные хрипы. Серебристым дождем секло русских их же оружие – пули, жужжа, вгрызались в беззащитную плоть. Шаман ликовал.

– Будьте прокляты, принесшие скверну в наши края! Прими их, Эрлик, держатель вечной тьмы!

Байкал неистовствовал. Удары бубна слились в один рокочущий гул, от которого гнулись деревья и танцевал полоумный Ютпу, и даже близкое пыхтение ожившего вдруг пулемета не могло помешать колдуну осуществлять свою месть.

Окрестности Новосибирска, деревня Выселки Дмитрий Поляков

Сержант Поляков и сам не знал, что заставило его проснуться. Как толкнуло что-то. Привычно ухватив «АКС» за отполированное многочисленными прикосновениями цевье, он побрел к лестнице, ведущей на смотровую площадку.

По дороге сержант продолжал зевать, прикрывая рот кулаком. Эх, какую истерику закатила бы бабушка, увидев столь вопиющее бескультурье! Вот только давно уже нет бабушки… И родителей нет… Последний раз видел их, уходя на срочную… ставшую вечной…

Грустно улыбаясь собственным мыслям, сержант поднимался по скрипучей лестнице.

Смотровую площадку в свое время на скорую руку сообразили прямо на крыше бывшего сельсовета. Не мудрствуя долго, вогнали восемь столбов от ЛЭП по бокам домика, а на них кое-как сбили из досок подобие площадки с навесом. Потом, когда дошли руки, все доделали: приставили лестницу поосновательнее, обложили подъем кирпичами, нарастили борта, чтобы поднимающихся не сдувало. Тут и до Войны с ветрами проблемы бывали, а сейчас и подавно…

А устроить место под ПК сам бог велел, а не только Устав внутренней и караульной.

Поляков поднялся наверх, кивнул часовому. Тот отчаянно тер уставшие за смену глаза и зевал так, что сержанту за себя стало стыдно. Вот тут сразу видно было, что человек спать хочет, а не просто в тепле разомлел…

– Живой?

– Да что со мной сделается, – все же одолел зевоту часовой. – Поляк, чай будешь?

– Из малины нарубил? – уточнил сержант.

– Обижаешь! – довольно искренне обиделся солдат. – Личный рецепт! Малина, вишня и пара яблочных сушек.