Прости меня, Господи, за плохие слова о покойном, но был он редкостным эротическим дятлом и погиб соответственно. Ведь специально ставим новичков на снаряжение капсюлей пробных партий — ударного состава там миллиграммы, так что даже палец не оторвет. По крайней мере, раньше я так думал. А теперь…
Собственно, что Мануэль Розалес (или Родригес — запомнить не успел, главное — по прозвищу «Неуклюжий») не годится для нашего дела, можно было предположить даже по кличке. Поговорив с ним, я только утвердился в этом мнении. Парень толковый, самоуверенный, но стоило глянуть на руки… Нет, кожевенник-то он был, наверное, хороший. Но мы ведь не с квасцами и отваром коры работаем. Но просился он к нам сильно. И было отчего — работникам порохового завода мы обещали и высокую зарплату, и небывалые по меркам XVIII века социальные гарантии — оплату лечения, пенсии за выслугу лет, потерю кормильца и трудоспособности. А Мануэль женился рано даже по местным меркам и успел уже обзавестись детьми. А другие мастера-кожевенники его зажимали. Все-таки удивительные люди — испанцы. На дворе век просвещения — а у них совершенно средневековая цеховая организация. Ох, наплачемся мы еще с ними…
Посочувствовал я его положению и пошел навстречу. Показал и рассказал, с чем мы работаем, стращать не стращал, просто испытал у него на глазах тройную навеску ударного состава. Обычно тяжелая железка, слегка, на один дюйм, опускающаяся, а потом улетающая в потолок, производит должное впечатление. Но не в этот раз. Пока Мануэль работал под моим присмотром — все было в порядке. И в первые три дня самостоятельной работы — тоже. А вот сегодня — не знаю отчего, но у него сдетонировал пакет с составом. Практически полный — на тысячу капсюлей. Кисть правой руки в лоскуты, но это было бы еще полбеды. Костяную мерную ложечку взрывом метнуло, как стрелу, и точно в глаз. Я прибежал на шум, вытащил его на свежий воздух, наложил жгут на руку и только тогда понял, что вожусь с трупом…
Господи, что за бурундуки! Жлобы злокачественные, вороны в павианьих перьях, крабовые шакалы и паукообразные обезьяны! Это надо такое придумать — бодяжить нефть постным маслом! Сельскохозяйственная колония, ангидрид ее дивергенцию!
Нет, если спокойно подумать, то мы сами хороши. Нефть сейчас — экзотика, горное масло, ее не добывают, а собирают и продают, небось, в аптеках унциями. А мы заказали сразу десять двадцативедерных бочек. Причем цена хорошая, но и штрафы с неустойками наши юристы заложили в контракт зверские. Но — за сроки и количество. А вот про качество, помнится, писали в самых общих чертах — чтобы смолой пахло, в воде плавало и горело. И не подкопаешься теперь к этому испанскому жуку, чтоб ему кукарача в суп свалилась. А нам что делать? В пищу масло уже не годится — по запаху чистая нефть…
Впрочем, в журнал пишу уже дипломатически: «…число омыления, превышающее 150, позволяет предполагать, что поставленный под видом нефти продукт представляет собой растительное масло…» И иду радовать начальство…
Хрен редьки горше. Анатолия, вместо того чтобы наладить нам наконец «ротор»[4] для снаряжения капсюлей, послали «на револьверы». Ими, видите ли, решено вооружить не только офицеров, но и унтер-офицеров, в связи с чем делать их будут в три смены все, способные держать напильник. Великолепно. Вношу рацпредложение: изготавливать револьверы методом литья в земляные формы. Стрелять из них, конечно, будет невозможно, но при отсутствии капсюлей этого никто не заметит. Елена, видя мое состояние, отправляет поговорить с начштаба лично. Я с ними поговорю! Они мне за все ответят, и за постное масло, и за то, что каучук забыли… Отвязываю Галку, подтягиваю подпруги и еду к поселку…
Все-таки верховая езда успокаивает нервы. Добравшись до штаба, я уже не рвусь порубать Педро[5] алебардой, а рассказываю о проблемах спокойным и деловым тоном — без мата, даже с юмором. Про нефть и каучук записывают, и не просто записывают, а кладут в красную папку, Анатолия обещают три дня не загружать ничем, кроме нашего станка, словом, расходимся мы вполне довольные друг другом и жизнью.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Ни минуты покоя
Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее — наша задача.