Прорыв из Сталинграда

— Не хнычь, приятель, — грубовато бросил фон Доденбург. Чтобы немножко приободрить роттенфюрера, он специально прибегнул к тем самым выражениям, которые обычно использовал сам Матц. — Ты же знаешь, что убить таких, как мы, невозможно. Мы вызволим Шульце, не беспокойся.

Оставив Матца, он быстро прошел к машине, где была установлена рация.

— Радист, свяжи меня с командиром!

Стервятник отозвался практически мгновенно:

— Солнечный луч-один.

— Это Солнечный луч-два, — бросил фон Доденбург. Очень быстро и четко, используя наполовину кодированные фразы, он передал Стервятнику то, что рассказал ему Матц.

Стервятник внимательно выслушал его и осведомился:

— Ваши выводы, Солнечный луч-два?

— Мне трудно сформулировать их. Ясно лишь одно…

— Что именно?

— Эти «друзья»… — своей интонацией фон Доденбург подчеркнул последнее слово, — вполне могут оказаться сынками дядюшки Джо. — Он имел в виду Иосифа Сталина.

До фон Доденбурга донесся удивленный вздох Стервятника. Затем штандартенфюрер отрывисто произнес:

— Я понял. Значит, они пошли на предательство, чтобы спасти свои трусливые шкуры.

Фон Доденбург с трудом удержался от того, чтобы не рассмеяться. Разве они сами не вели себя практически точно таким же образом — не пытались спасти свои трусливые шкуры?

Но вместо этого он сказал:

— Я думаю пойти и произвести разведку. Возможно, это принесет нам пользу. Держите больших друзей, — фон Доденбург имел в виду тяжелые танки «Вотана», — наготове, чтобы оказать нам поддержку в случае необходимости.

— Будет сделано. Но принесет ли эта операция пользу вам самим, Солнечный луч-два?

Фон Доденбург не захотел продолжать разговор. Он уже чувствовал, что пеленгаторы русских пытаются определить местоположение его радиопередатчика, и поспешил разорвать связь.

Повернувшись к своим бойцам, фон Доденбург произнес громким голосом:

— Внимание! Все слушайте меня! В этой деревне творится что-то мутное. Там схватили и держат в плену нашего товарища, обершарфюрера Шульце. Со мной пойдет по пять бойцов из каждого бронетранспортера. Всем остальным оставаться здесь и держать глаза и уши открытыми. Все, вперед!

Эсэсовцы спрыгнули с машин и выстроились перед фон Доденбургом. В следующую секунду они исчезли за завесой пурги.

* * *

Шульце изнывал от нетерпения в маленькой комнатке позади алтаря. Вся конурка провоняла ладаном и крысиным пометом. Прошло уже полчаса с того момента, как эти негодяи схватили его. За последующее время ничего нового не произошло. Он только слышал, как они объедались жареной свининой и орали друг на друга, требуя себе куски получше. Из этого обершарфюрер сделал вывод, что остальные бойцы «Вотана», которые вместе с ним пошли в деревню на разведку, благополучно вернулись к штурмбаннфюреру фон Доденбургу и доложили ему о происшедшем. Шульце был уверен, что его старый приятель Матц, отличавшийся феноменальным нюхом, когда речь шла о вкусной жратве, просто не мог проскочить мимо церкви, внутри которой жарился на открытом огне целый поросенок, а значит, не мог не увидеть того, что в ней творилось.

«Они скоро вернутся и выручат тебя, старина, — твердил себе обершарфюрер Шульце. — Не беспокойся, "Вотан" никогда не бросает в беде своих».

В том, что остальные бойцы обязательно вернутся, чтобы выручить его, он был абсолютно уверен. Сейчас Шульце больше всего беспокоило то, что могли учинить с ним пьяные дезертиры, которыми предводительствовал этот бывший офицер со шрамами на лице. Он представлял наибольшую опасность. Надо было как-то попытаться расправиться с ним, прежде чем он успеет расправиться с самим Шульце. Но как?

Гамбуржец встал с небольшой деревянной скамейки, на которой сидел, и огляделся. В помещение снаружи проникало не так уж много света, но этого было вполне достаточно. Шульце увидел, что в комнатке, кроме скамейки, имеется еще и трехногая табуретка, которую, очевидно, использовали во время богослужений. Такой тип табуреток был ему хорошо знаком — он сталкивался с ними еще тогда, когда поступил в армию рекрутом. В центре табуретки имелась специальная прорезь, благодаря которой ее можно было поднимать и переносить одной рукой. Шульце сразу же вспомнил, как они новобранцами маршировали по плацу с такими сиденьями. Сунув руку в прорезь, он машинально приподнял табуретку — и вдруг почувствовал, как в палец ему врезалось что-то острое.

— Гвоздь! Это же чертов гвоздь! — выдохнул обершарфюрер.

Он просиял, точно ему посчастливилось обнаружить чашу Святого Грааля. И тут же принялся за работу, расшатывая деревяшки, из которых была сделана табуретка, и пытаясь извлечь оттуда гвоздь. Этот ржавый зазубренный кусок железа мог ему весьма пригодиться.

* * *