Прорыв из Сталинграда

Куно постарался улыбнуться шоферу, чтобы хоть чуть-чуть приободрить его. Лица водителя почти не было видно — как и остальные, он до самых бровей укутался во всевозможные теплые вещи, чтобы только уберечь свою плоть от обжигающего мороза. Случайное сочетание военной формы и отдельных предметов гражданской одежды смотрелось очень курьезно.

— Ты же знаешь, как командир выходит из себя, стоит только кому-то опоздать?

Водитель улыбнулся фон Доденбургу в ответ — или, скорее, Куно хотелось в это верить, потому что он не мог по-настоящему разглядеть лицо шофера за таким слоем одежды и теплых вещей.

— Да, я знаю, господин офицер, — прохрипел тот. — Я не раз слышал, как он сам открыто заявлял, что любому отрежет яйца — тупой бритвой, — если парень хотя бы на одну секунду посмеет опоздать на совещания, которые созывает командир!

Фон Доденбург рассмеялся.

— Не очень-то приятно начинать день с такой мысли! Ну все, хорошо, трогай! Вперед!

Машина покатила по замерзшему полю, подпрыгивая на многочисленных кочках и ухабах. И старательно объезжая небольшие курганы, которые были не чем иным, как братскими могилами немецких солдат, нашедших здесь смерть в предыдущем месяце, когда вся Германия млела от восторга, выслушивая замечательную новость о том, что Шестая немецкая армия фактически уже захватила гигантский город на Волге, носивший имя ненавидимого всеми советского диктатора Иосифа Сталина. «Теперь же, — мрачно думал про себя Куно фон Доденбург, по мере того как автомобиль постепенно приближался к зданию бывшего тракторного завода, где сейчас располагался штаб "Вотана" и где стояли танки подразделения, — эта великая победа фактически превратилась в великое поражение. Неужели это означает, что и самому "Вотану" вскоре наступит конец?»

Наконец, шофер добрался до штаба и затормозил. Фон Доденбург выпрыгнул из машины. Страшный вопрос, который он задавал себе всю дорогу, по-прежнему вертелся у него в голове, — и Куно по-прежнему боялся сформулировать внятный ответ на него.

Глава третья

— Смирно! — прокричал Крадущийся Иисусик. Облачко пара, вылетевшее из его рта, застыло в морозном воздухе.

Офицеры «Вотана», дожидавшиеся штандартенфюрера Гейера в промерзшем цехе бывшего тракторного завода, одетые в самую разномастную одежду; включая гражданскую и советские военные мундиры, которые были более теплыми, чем немецкие, лениво изменили позу, изображая, что они и впрямь встали по стойке «смирно».

Крадущийся Иисусик, высокий и тощий, с рыскающими темными глазами, вытянулся в струнку и отсалютовал Стервятнику, который, как обычно, по привычке почесывал свой огромный нос-клюв:

— Офицеры подразделения построены, господин штандартенфюрер!

Казалось, он докладывает Гейеру не в насквозь промерзшем цеху бывшего русского тракторного завода, а в берлинских казармах «Вотана».

Стервятник небрежным жестом отсалютовал своему адъютанту и сделал знак офицерам, что они могут стать «вольно».

Позади одинокий техник-роттенфюрер в черном комбинезоне и огромных валенках ходил от танка к танку, ставя под двигатели плошки с горючим, которые он потом поджигал одну за другой. Это был единственный способ не дать танковым моторам застыть на морозе навечно.

— Господа офицеры, — провозгласил штандартенфюрер Гейер, вглядываясь в лица своих подчиненных, — сегодня утром я присутствовал на инструктаже в штабе Шестой армии.

Стервятник замолчал, позволяя офицерам до конца осознать значение сказанного. Одновременно он заметил, как на лицах некоторых молодых офицеров «Вотана», которые в напряженном ожидании уставились на него, появился робкий проблеск слабой надежды.

Стервятник отлично знал, почему. Они втайне надеялись: сейчас командир объявит им о том, что было принято решение попытаться вырваться из Сталинградского котла и пробиться к своим. Чувства этих офицеров можно было легко понять. Штандартенфюрер Гейер сам бы отдал все за то, чтобы оказаться сейчас в Берлине — чистым, пахнущим дорогим одеколоном, в новом мундире, выйти на улицу в районе отеля «Адлон» и отправиться на поиски одного из тех прекрасных пареньков с выщипанными бровями, что слонялись там в туго обтягивающих брючках и являлись его тайным наслаждением и единственным пороком.

К тому же здесь, под Сталинградом, невозможно было рассчитывать ни на какое повышение по службе. Фюрер никогда не награждал и не продвигал по служебной лестнице тех, кто терпел поражения, — а под Сталинградом все были обречены потерпеть поражение. В этом Гейер был абсолютно уверен.

— В своей бесконечной мудрости, — продолжил он, — великий фюрер распорядился о том, чтобы мы оставались здесь до последнего солдата и до последнего патрона.

Эта новость потрясла офицеров «Вотана». Какими бы фанатичными национал-социалистами ни являлись эти люди, они все равно не смогли скрыть своего разочарования. Кто-то издал болезненный стон. Один из офицеров дрожащим голосом произнес:

— Но это невозможно!