Прорыв из Сталинграда

Штурмбаннфюрер видел, как Елена весь день занималась с изнасилованной казаками «фронтовой подстилкой», утешая и успокаивая ее, пока, наконец, у той не прекратилась истерика и они не пришла в более или менее нормальное состояние. На фон Доденбурга произвел неизгладимое впечатление вид двух этих женщин — русского полковника и связистки вермахта, — которые, обнявшись, вместе шли по заснеженной степи. Он понял, что не сможет отправить Кирову на допрос в разведотдел, после чего она автоматически будет брошена в концлагерь. Фон Доденбург знал, что в немецких концентрационных лагерях русские военнопленные тысячами умирали от недоедания, побоев и болезней. Он не мог позволить себе, чтобы что-то подобное случилось с Кировой.

— Но почему? — прямо спросила она его. — Я же ваш противник.

Куно задумался и затем сказал:

— Когда-то вы действительно были им…

Он поглядел на ее прекрасное лицо так, словно видел его в первый раз.

— А теперь?

Эсэсовец пожал плечами.

— Я не знаю… Я вижу только, что вы — женщина, прекрасная женщина, — неловко пробормотал он.

В ее пронзительных зеленых глазах неожиданно показались слезы.

— Тебе не следует так разговаривать со мной, — произнесла она странно изменившимся голосом.

Он удивленно посмотрел на нее.

— Неужели вы подумали, что я…

— Прошу тебя, замолчи! — Она торопливо смахнула слезы с глаз. — Ты заставляешь меня думать о том, что существует какая-то другая жизнь помимо этой. Жизнь, которая не состоит из одной только войны.

Вдруг она вскочила на ноги и бросилась в его объятия.

— Все что угодно, — горячо прошептала она, прижимаясь к нему всем телом. — Возьми все что угодно, Куно… Все это принадлежит тебе.

Его ладони прикоснулись к ее грудям, таким восхитительно крепким и упругим под толстой тканью ее гимнастерки. Женщина тяжело задышала, и фон Доденбург почувствовал, как стремительно наливаются и набухают ее соски.

Молодой офицер замер. То, что он делал сейчас, было безумно, немыслимо. Он отлично знал это. Но какая, к черту, разница? Он мог погибнуть завтра — в то время, когда они пойдут к реке. Куно уже много лет жил ненормальной жизнью, отказывая себе во всем…

Рука Кировой коснулась его колена. Затем она медленно поползла вверх по его бедру. Сердце Куно отчаянно забилось, и вдруг он ощутил, что ему не хватает дыхания. Она просунула свою руку между его ног. В мгновение ока член Куно набух и затвердел. Елена принялась расстегивать его брюки. Он оттолкнул ее руку и сделал это сам. Она сжала его затвердевший член обеими руками — так, словно это был какой-то необычайно ценный предмет, — затем медленно наклонилась и обхватила головку своими влажными губами. Фон Доденбург вздрогнул всем телом от небывалого наслаждения…

* * *

Они лежали на каменной полке русской печи, обнаженные, укрытые одним одеялом. Их тела были мокры от пота. Любовники крепко сжимали друг друга в объятиях. Было слышно лишь, как топают за стенами избы часовые и завывает холодный ветер.

— Но зачем? — спросила женщина Куно некоторое время спустя.

— Зачем… что? — ответил он, лаская ее прекрасную грудь.

— Зачем продолжать сражаться?

— Мне просто не осталось ничего другого.

Елена медленно поднялась с полки. Ее длинные светлые волосы были смяты и перепутаны после нескольких часов страстных объятий. Она посмотрела на него с таким выражением, с каким смотрит мать на своего любимого ребенка.

— Но в этой войне твоей стране надеяться просто не на что, — сказала она. — Против вас объединилась добрая половина мира. Америка, Британская империя, Советский Союз…

Куно лизнул ее левый сосок, и она вздрогнула от удовольствия. Затем немец произнес:

— Может быть, ты и права. Но у нас, эсэсовцев, нет никакого иного выбора. Если мы не будем сражаться, то погибнем. И только когда мы сражаемся, у нас существует шанс выжить.

Полковник Кирова мягко рассмеялась.

— Ты говоришь так же, как и мы, русские, которые по своей природе фаталисты. «Всё или ничего», — говорят они, и всё тут…

Теперь в ответ на ее слова рассмеялся уже сам фон Доденбург.

Они замолчали. Молчание, казалось, длилось очень долго. Затем женщина медленно стянула одеяло с сильного мускулистого тела фон Доденбурга.

— Хочешь, чтобы я тебя возбудила? — спросила она. — Это будет в последний раз…

Его руки жадно потянулись вверх, к ее соскам, и он не увидел слез, внезапно блеснувших в ее глазах.

* * *

Прижавшаяся снаружи к стене избы «фронтовая подстилка» дрожала от холода, но все равно не могла заставить себя оторваться от того, что виднелось сквозь узенькую щелочку в грубо сколоченной деревянной двери избы. Она видела, как русская оседлала фон Доденбурга, запрокинув голову в экстазе. До нее доносились бессвязные звуки, которые вырывались из широко распахнутого рта женщины, пока та поднимала и опускала свое тело на чреслах мужчины.