Прорыв

Гордон Кэлвин в глазах сотрудников ничуть не изменился, разве что голубизна мешков под глазами загустела. Он, как всегда, отличался предупредительностью и мягкостью в обращении, напоминая доброго увальня с белесыми ресницами и походкой докера: носки туфель загребали навстречу друг другу, мощные плечи, чуть ссутулены, кисти, сильные и цепкие, казалось, были предназначены гладить головы малых детей. Кэлвин получил отличное образование, а от природы – острый ум и умение схватывать на лету. Он знал, что существуют компании, специализирующиеся на расследовании авиакатастроф, и решился установить контакт с одной из них.

Гордон Кэлвин шел на риск, понимая, чем грозит ему ложный шаг.

В пятницу вечером город угомонился – чувствовалось приближение отдыха. Лица разгладились, смех стал громче, все мечтали хотя бы на два дня изгнать мысли о работе, которая поглощала время, как воронка жидкость. Пауза в тараканьих бегах, говорил капитан Макги, самое лихое время для полиции.

Доменико Луженая Глотка пел. Звуки скрипки, трогательные и беспомощные, отражались от каменных стен.

– Как дела? – завидев Сарджента, старик расплылся в улыбке и потряс звенящей банкой.

– Плохо, – честно ответил Брюс. Доменико протянул Сардженту горсть монет.

– Что вы… – тот смутился и покраснел.

– Люблю мужчин, способных краснеть! – хриплый смех сотряс закутанное в ворох красочного тряпья тело Доменико. – Хотите, возьму вас в свой оркестр?

– Я ничего не смыслю в музыке.

– Музыка… – Доменико огладил бороду. – Ее понимают все! Но… такие сухари, как вы, сэр, не понимают, что и они понимают…

Сарджент признался Доменико, что решил рискнуть десяткой и поиграть. Доменико пожал плечами: он еще думал о музыке и, скорее всего, слов Сарджента не разобрал. Брюс зашагал к кабаре «Бо-Сит». Он шел медленно и на повороте увидел машину, плавно свернувшую вслед за ним. Брюс славился фотографической памятью на лица – в машине сидели те двое, что провожали его из бара «Мама» позавчера. Странно, что кто-то интересовался его персоной. Бывало, преступники хотели использовать бывших быков – полицейских – в роли «консультантов», но каждому было ясно, что с Сарджентом такой номер не пройдет.

В кабаре «Бо-Сит» все напоминало Французскую Ривьеру начала века. В кадках укутанные войлоком пальмы, затейливо вырезанные зеркала обрамлены расписанной золотом лепниной, официанты сновали неслышно, и звон бокалов напрочь исключал подозрения о дешевом стекле.

Играли наверху, на втором этаже, куда вела широкая деревянная лестница, тускло освещенная бронзовыми канделябрами с восковыми свечами.

Сарджент видел, как по этой лестнице поднимаются игроки-профессионалы, люди, для которых игра – сильнодействующий наркотик, люди, не знающие, куда девать деньги да и время, и другие, которые, как Сарджент, притворяются, что зашли от нечего делать, а на самом деле таят сокровенные надежды; жучки, которые снуют меж столов и припасают впрок случайно оброненные слова и признания, вырвавшиеся под влиянием сильных страстей, – такие всегда осведомлены обо всем и подторговывают чужими секретами…

В шарик рулетки, обегавший оцифрованный круг, впивались десятки глаз. Над красными и черными квадратами слоился дым; мерный гул голосов лишь изредка нарушался восклицанием или истеричным смешком.

Наконец Сарджент решился, поставил трояк на красное и проиграл. По его меркам, Брюс просадил чуть ли не состояние. Он поставил еще раз и снова проиграл. Денег осталось на одну ставку. Сарджент встал за спиной человека без шеи, которого деньги будто возлюбили и шли к нему раз за разом; человек без шеи делал ставки безразлично, не глядя ни на цвет, ни на номера, – ему везло. Сарджент решился поставить на цвет, проследив, как толстяк потянулся к номеру тридцать.

Первый выигрыш ободрил Сарджента, он снова поставил на цвет вслед за толстяком и снова выиграл. Расхрабрившись, Брюс пропустил два-три круга и весь выигрыш бухнул, вместе с толстяком, на зеро.

Шарик начал издыхать до зеро, проигрыш был очевиден. Брюс тут же утерял интерес к игре и почувствовал удушье. Вдруг шарик подпрыгнул и, неожиданно ускорив бег, дотянул как раз до нуля, на который поставили толстяк и Сарджент.

Толстяк, сгребая кучу фишек под навес живота, глянул на Сарджента – видно, давно заметил, что Брюс пристроился в кильватере, – и подмигнул как сообщнику. Толстяк, похоже, веселился от души, несмотря на непроницаемую маску: он пришел сюда не выигрывать и не щекотать нервы, а платил за удовольствие наблюдать за другими. Только сейчас Брюс обратил внимание на то, как полуприкрытые глазки человека без шеи ощупывают окружающих и успевают за секунду-другую впиться в троих, а то и в четверых.

Неожиданно помощница крупье, густо намазанная девица с дряблой кожей шеи и прикрытым волосами родимым пятном, выползающим из-за уха с серьгой, сделала Сардженту знак. Брюс в бытность свою в полиции знал, что она на крючке и ее осведомленностью пользуется кое-кто из его бывших коллег. Сарджент забрал свой выигрыш и лениво пошел вдоль стола.