Прорыв

Голубой автобус с зашторенными окнами подошел к остановке ровно в 5.10 утра. Я окоченел в своей рубашечке-апаш, поджидая его. Не пустыня, а холодильник.

Когда я взобрался по его высоким ступенькам, показалось, что попал в Москву. На заднем сиденье расположился русоволосый, точно владимирский или рязанский, паренек, брат Слепака, с которым мы переписывались; и этого ширококостого бородача я видел. Не то в ОВИРе, не то возле московской синагоги, на "собачьей площадке". Он поднялся и назвал себя: -- Эфраим!

Не сразу понял, что это и есть легендарный Фима Файнблюм, "глава русской мафии", за которого в Москве, помнится, поднялись горой русские рабочие, весь заводской цех. Отстояли родного Фиму от родной партии... Лицо у него, действительно, сильное, широкое, со смешинкой в глазах.

-- Мне было легче, чем Науму, -- сказал он позднее. -- Здесь ведь не университет, а Содом. Летом бывает до пятидесяти по Цельсию. В гиблых местах хороших людей больше.

В автобусе стоял полумрак. Над головой урчал кондиционер. Почти все спали. Я чуть сдвинул занавеску, на сантиметр, не более. Огляделся. Нет, никто не проснулся. Вскоре после Димоны автобус начал спускаться к Мертвому морю, кружить, натужно ревя мотором. Сколько видел глаз -- выжженная пустыня, пересохшие "вади" -- каменные распадки. На одном из поворотов вдруг показался, далеко внизу, весь Содом... Над ним дымка. Ощущение такое, будто летишь на самолете. На посадку заходишь, только почему-то штопором... Появилось несколько сверкающих на солнце бассейнов, которые трудно отличить от самого Мертвого моря. Проскакивают у окна коричневые лессовые скалы. Осколки камней. Спуск -- круче, дымка -- гуще. Ощущение, будто и в самом деле спускаешься в преисподнюю... Деревьев почти нет. Изредка мелькают -низенькие, скрюченные, точно в Воркуте, за станцией Сивая Маска, только листва другая -- раскидисто-плотная, прижатая пеклом к самой земле, вроде бы, деревца пытались защититься от жара, да не успели поднять над собой плотного зеленого зонта. Стволы тянутся куда-то в сторону, а не вверх. Даже деревьям здесь тяжело...

-- Тут все пробивается с трудом, -- сонным голосом произнес брат Слепака, разлепляя рыжие ресницы. -- Пока Эфраим наладил дело, у него кровушки попили -- ой-ой!

-- Я у Дова больше попил, -- буркнул Эфраим. -- Я заказчик, я принимаю его корпуса... Если говорить серьезно, мы выжили в Содоме потому, что прибыли из России. От большой индустрии. Русских инженеров здесь -половина, рабочих -- две трети.

-- Так это ж вы сами набираете... Эфраим усмехнулся, не ответил.

Когда я спрыгнул со ступеньки автобуса, у меня было ощущение, что меня завезли в финские бани. Я сразу стал мокрым. От слепящих глаза бассейнов тянуло каким-то аптекарским запахом. Оказалось, преисподняя пахнет бромом.

Дова не было. Кто-то положил мне руку на плечо. Эфраим. -- Пошли!..

Он привел меня в огромный, еще не завершенный зал. Пахло масляной краской

-- Здесь будет столовая-кафе- ресторан -- работяги должны не просто поесть, а -- отдышаться. Порой придти в себя. Здесь все должно радовать глаз. Ну, вот, я предложил заказать панно Льву Сыркину* художнику из Москвы. Знаешь его, наверное? Толстенький, добродушный... Начальство заулыбалось, мол, опять своего русского тащишь. Улыбки и колкости продолжались, пока Лев Сыркин не принес на утверждение эскизы. Эскизы были на исторические темы. Одна стена, из керамики, изображала не огонь, -- огнь, рвущийся из недр земли. А другая -- Всемирный Потоп. Когда люди увидели, что сделал этот взятый "по блату" художник, все разговоры о протекции прекратились.

-- ...Вот так и со всеми, -- Эфраим усмехнулся. -- СодОм. Он блата не терпит. Как Памир. Как Эверест. Подсадишь по блату? С о д о м...

Дов появился, когда я уж совсем не мог бороться со сном. Задремал за чьим-то столом.

-- Это бром, сука! -- пояснил Дов. -- Нутряной запах Мертвого моря. Новички спят, как сурки.

Двинулись по раскаленному песку, клюка Дова врезалась в песок глубоко.

-- Дов, ты всех знаешь, как облупленных, не только Эфраима. Знакомые, соседи за те девять лет, которые ты в Израиле -- стали лучше или хуже?.. Нет, не в Содоме. Здесь -- провал в земной коре. На глубине дерьмо не держится. Вообще...