Прорыв

В тот же вечер (Геула работала по вечерам, мыла посуду, выбивала ковры) Сергей обошел все гетто, собрал отцов семей и, спустя неделю, возле каменной ограды "Хаяса", на тротуаре, под охраной полиции, разрешившей демонстрацию, выстроилась странная шеренга человек в триста. Мужчины в забрызганных робах, старики, поддерживаемые детьми, женщины с детскими колясками и грудниками, орущими на всю улицу Реджина-Маргарита, девочки на тонких, как спички, ножках. Почти у всех приколоты к груди желтые шестиконечные звезды. Над шеренгой колыхались транспаранты на обратной стороне обоев. На них было выведено почти профессионалы, Сережа очень старался! по-английски и итальянски: "Верните нам человеческие права!", "Америка! Спаси нас!"

Веселый одессит Николка в синей робе, паренек по-детски искренний, загорающийся, как солома, и на язык невоздержанный, развернул красный половичок с лозунгом: "Позади Москва, отступать некуда!" Затем припоздавший автобусик привез из Остии еще десятка три плакатов, проклинающих и молящих.

Итальянские карабинеры с белой лентой через плечо похаживали поодаль и улыбались сдержанно: евреи против евреев -- это было, на их взгляд, любопытно.

Первой выскочила из дверей Хаяса, как ошпаренная, итальянка-сотрудница, обежала весь ряд, читая плакаты, вышептывая, заучивая тексты. Лицо у нее было испуганное, как и у тех, кто выглядывал украдкой из немытых окон Хаяса.

Спустя полчаса прикатил на своей широкой машине американский консул, поднятый, видимо, истерическим телефонным звонком. Оставил автомобиль на соседней улочке. Надев темные очки, прошагал туда-сюда, за спиной шеренги, задержался возле красного половичка Николки, глянул встревоженно на текст, пытаясь понять смысл... Пообещал Николке что-то неопределенное, и -- отбыл.

А римская улица Реджина-Маргарита жила, по обыкновению, своей жизнью, далекой от высокой политики. Но с бедой -- рядышком. То мафия склады подожжет, сутками горят, дым на весь Рим, то бывшего премьер-министра убьют, то член парламента два миллиарда украдет. Все с утра кидаются к газетам или к собственному окну, восклицая в испуге: "Кэ сучессо?! Кэ сучессо?!" (Что случилось?)

А тут вдруг такое! Дети кричат, на них -- желтые звезды. Обступила "Реджина-Маргарита" непонятных "руссо" и расшумелась-раскудахталась: "Кэ сучессо?.. Кэ сучессо?!" Одни кошельки вынимают, другие выспрашивают,не могут ли помочь?

Какая-то губастая девчушка в школьном переднике решила, что "руссо" не пускают в Израиль. Пообещала, что папа позвонит, и все устроится...

Примчались первые репортеры, и на другой день Рим впервые начал понимать, что к чему. Правда, газеты почему-то не вдавались в политический аспект проблем, зато очень ярко живописали нищету, голодных детей. И даже фотографировали трущобы, в которых ютились эти "руссо".

От слов "Хьюмэн райтс" (Права человека) репортеры отмахивались сердито или даже с усмешкой: здесь же не СССР, не Уганда, даже не Чили. Святой Рим!

В конце концов корров стали избегать, а то и гнать, и советских, и итальянских, и американских. -- Вы как сицилийская мафия! -- сказал им Николка, сунув руки в карманы своего рабочего комбинезона. -- Она дает обет молчания. Омерта! И вы такие же, точь-в-точь -- омертвелые. Свободная омертвелая пресса. Тьфу!

Журналисты прыгнули в свои "фиаты" и исчезли, остался лишь один из них, плотный, высокий, увешанный "кодаками". Щелкнул Николку с его лозунгом на половичке, сказал "Найс"; Николка вскричал збешенно: -- Уйди, свистун! Если бы я, как Беленко, прилетел к вам на самолете МИГ-- 25, тут же гуманность бы проявили, документы выдали б, а где я возьму МИГ-- 25?

Американец вначале не понял, а затем повернулся к Николке спиной: одесских шуточек он, видать, не любил. Оглядевшись, принялся фотографировать Геулу, которая возвышалась надо всеми со своим плакатиком: "Убийцы!"

Он начал пыхтеть свое "Найс!", "Белла донна!", Геула тут же ушла, пришлось ему пообщаться с Сергеем, спросившим его напрямик: -- Хэлло! Мистер... как вас? Мы -- пленники государства Израиль, которое загнало нас в гетто. Мы захвачены государственным терроризмом. Поняли? Мевин? Андерстуд?.. Так почему ж никто не пишет об этом? Ни одна газета?! "Не хотим связываться с Израилем", -- честно признались в норвежском консулате. И вас тоже припугнули? -- Американец переминался с ноги на ногу. -- Сегодня так поступают с нами, -- Сергей сорвался на крик. -- Завтра так же, точь-в-точь, схватят за горло вас!

Американец не скрыл улыбки, самоуверенной и чуть брезгливой: "Мол, чего городишь?!" Всего-навсего через два года начнется эпопея с американскими заложниками в Иране...

Схлынули первые репортеры, добавившие не надежды, а горечи, и снова только улица Реджина-Маргарита с острым любопытством выспрашивала у странных руссо-исраэлей: "Кэ сучессо? Кэ сучессо?!" Ни одно официальное лицо перед изможденными зноем и голодом людьми более не появлялось.

-- Мы придем завтра, -- тяжело сказал Сергей обступившим его мужчинам. -- И послезавтра.