Прорыв

Да, господи, я сомневался тоже – удалось создать настроение вчера вечером, но теперь у них отрезвление, и чего только ни придет теперь им в голову, во всяком случае ни о каком приближении к моим ночным грезам не может быть сегодня и речи. Да и на самом деле: зачем идти им в горы с нами, когда их четверо, а нас только двое?

Утреннее отрезвление, утреннее похмелье вступало в свои права. И первым вестником был «Роберт». Встревоженный, озабоченный инспектор-Роберт.

Едва мелькнул между нами огонек понимания, как тотчас же и погас. Лицо Васи вдруг исказила гримаса страдания, и он дрожащим голосом заявил:

– Я вчера весь вечер популяризировал тебя, а ты…

– Популяризировал? – искренне не понял я. – В чем это выражалось?

– Ты не понимаешь, – разочарованно сказал он. – Ну да ладно.

Он ушел, мы встретились вновь за завтраком, и я видел, как искренне он мучается, желая, чтобы я его понял. Господи, как будто я не понимал его!

– Как ты думаешь, что больше всего портит человека? – наконец риторически произнес он, когда мы после завтрака направились к причалу, чтобы встретить участниц нашего вчерашнего праздника.

– Ну, мало ли, – сказал я, понимая, что начинается очередной тур.

– Три вещи, – с уверенностью пастыря, чуть улыбаясь, заявил Вася и продолжал:

– Женщины, слава, деньги.

Я сделал вид, что не понял в чей адрес, и ответил так, будто считал это простой дискуссией на общие темы:

– Ну, насчет славы и денег я, пожалуй, согласен, – сказал я. – А вот что касается женщин, то ровно наоборот. Женщины, по-моему, не портят человека, то есть мужчину. Наоборот: женщины делают его человеком – если, конечно, он этого достоин. Отсутствие женщин – да, портит. Третьим я бы назвал не женщин, а власть. Власть действительно развращает, верно. Власть вообще над людьми, а власть над женщинами особенно. Власть я бы даже поставил на первое место.

– А как ты думаешь… – спросил Роберт с кривой улыбкой, – как ты думаешь, ты не стал хуже с тех пор, как… писателем стал? Твои друзья не говорили тебе, что ты портишься?

– После чего? – переспросил я, чувствуя, как досада и стыдная злость поднимаются во мне. – После того, как официально членом Союза Писателей назвали, что ли?! А? Или после чего же еще? Деньги? Их у меня никогда не было, нет и сейчас. Слава? Дурь какая! Неужели ты думаешь, что членство в Союзе дает автоматически славу? Меня же по-прежнему почти не печатают! Женщины? Так при чем же тут…

Господи, опять стало тоскливо и грустно. Что с того, если даже все четверо будут нас ждать на причале. Что получится у нас в горах? Не первая это у меня попытка, сколько раз был я участником разных групп – сколько раз сам собирал… И всегда, как правило, что-нибудь, кто-нибудь…

Приближаясь к причалу, уже на расстоянии мы увидели Галю. Она стояла, прислонившись к парапету набережной, и читала книжку. Утреннее солнце сияло на каштановых волосах ее, на красной материи майки, на загорелой коже…

Она радостно улыбнулась при виде нас. Однако девочек не было. Но, может быть, они просто запаздывают?

– Они должны прийти, я их видела в столовой, – сказала Галя.

– А как ты думаешь, пойдут они с нами? – спросил я.

– Не знаю…

Наконец, на набережной появились две Лены. Они улыбались, подходя, но улыбались растерянно. И с ними не было Тани.

– Ну, что? – спросил я.

Переминаясь с ноги на ногу, они сказали, что не смогут пойти, потому что у них какое-то собрание на турбазе в 12 часов. А Таня с ними не пришла потому, что загорает на пляже…

Ленам было неловко, это чувствовалось, я подозревал, что они бы пошли с нами, если бы не Таня.

– Может быть, пойдем вот так, впятером? – спросил я на всякий случай.

– Нет, в другой раз. У нас же собрание, – робко повторила одна из них.

Только Галя, солнечная Галя разделяла чувства мои, я это видел – мы переглянулись в ней.

9

Итак, мы остались втроем. День начался, и мы отправились загорать на море.

Прошли чуть подальше – туда, где было меньше народу, а берег моря более дикий: после узкой прибрежной галечной полосы начинался песок и высокая сухая трава. Мы расположились на гальке, на жарком солнце и принялись играть в карты.

Это была игра, не знакомая нам с Васей, Галка быстро научила нас. Нужно было «заказывать», «набирать очки», и, как во всякой игре, требовался расчет и риск. Тем-то игры и хороши, что они имитируют жизнь – и именно свойства личности, нужные для повседневной жизни, проявляются в игре порой наглядно и ярко.