Читаем Пророк в своем Отечестве (Ф И Тютчев и история России) полностью

Наиболее значительная и по количеству и по качеству часть тютчевских стихотворений данного периода - это "философские" стихи, обращенные к природе и к человеческому бытию в их всеобщем значении, - "Видение", "Последний катаклизм", "Полдень", "Как океан объемлет шар земной...", "О чем ты воешь, ветр ночной...", "Нет, моего к тебе пристрастья...", "Тени сизые смесились...", "Душа хотела б быть звездой...", "Не то, что мните вы, природа...", "Весна", "День и ночь", "Бессонница", "Еще шумел веселый день...", "Безумие", "Цицерон", "Silentium!", "Как над горячею золой...", "Фонтан", "Из края в край, из града в град...", "Как птичка, раннею зарей...", "Сижу задумчив и один..." и др.

Эти стихи, между прочим, более всего способствовали причислению Тютчева к приверженцам "архаики". На самом же деле поэт опирается здесь на стихию русского слова во всем его многовековом бытии. И в одном ряду с древними словами и оборотами в этих стихах очень широко представлены словосочетания, которые, с точки зрения литературного языка, являли свежесть и новизну - такие, как "густеет ночь", "полдень мглистый", "томительная ночи повесть", "лениво тают облака", "шорох стаи журавлиной", "в светлости осенних вечеров", "свежий дух синели", "цвет поблекнул, звук уснул", "здесь воздух колет", "с своими страхами и мглами" и т. п. Недаром современник поэта Петр Плетнев утверждал, что его стихи исполнены "новости языка".

Уже из этого ясно, что цель поэта состояла не в некоем возврате к прошлому, а в подлинно современном словесном творчестве, но творчестве, имеющем дело со всей тысячелетней стихией русского слова.

Слово - не звук пустой, оно всецело пронизано смыслом, и потому "философская" поэзия Тютчева, созидаемая из всего накопленного столетиями богатства русского слова, - поэзия подлинно национальная по самой своей сути. Она вобрала в себя смысловые токи и устного народного творчества, и летописей, и "Слова о полку Игореве"*, и древнерусского богословия во всем его многообразии, и поэзии восемнадцатого столетия. Конечно, чтобы показать все это, необходимо специальное и обширное исследование.

Нельзя не сказать еще о том, что в основе целого ряда "философских" стихотворений Тютчева как бы заложено своего рода первичное, изначальное восприятие природного мира, которое невольно поражает душу и запечатлевается в ней в самые ранние годы, а затем только развивается, обогащается и становится все более сознательным и оформленным.

Естественно предположить, что своего рода первообразы тех или иных "натурфилософских" образов поэта завязались в его душе еще в отроческие года, в Овстуге:

Небесный свод, горящий славой звездной,

Таинственно глядит из глубины,

И мы плывем, пылающею бездной

Со всех сторон окружены.

И надо думать, что не на мюнхенских улицах и не в окрестностях уютных прирейнских селений, а на придеснянских холмах, где ветер с Ледовитого океана сталкивается с ветром, веющим от Кавказа, зародился первообраз стихотворения:

О чем ты воешь, ветр ночной?

О чем так сетуешь безумно?

...................................................

О, страшных песен сих не пой

Про древний хаос, про родимый!..

Наконец, в конце двадцатых - тридцатых годах Тютчев написал десяток с лишним стихотворений, которые были непосредственно связаны с Россией, хотя поэт приезжал на родину редко и ненадолго. Так, во время пребывания в России в 1830 году поэт создал свой "Осенний вечер":

Есть в светлости осенних вечеров

Умильная, таинственная прелесть:

Зловещий блеск и пестрота дерев,

Багряных листьев томный, легкий шелест,

Туманная и тихая лазурь

Над грустно сиротеющей землею,

И, как предчувствие сходящих бурь,

Порывистый холодный ветр порою,

Ущерб, изнеможенье - и на всем

Та кроткая улыбка увяданья,

Что в существе разумном мы зовем

Божественной стыдливостью страданья.

Через три года в Болдине Пушкин создаст свою "осень":

...Унылая пора! очей очарованье!

Приятна мне твоя прощальная краса

Люблю я пышное природы увяданье,

В багрец и золото одетые леса,

В их сенях ветра шум и свежее дыханье,

И мглой волнистою покрыты небеса,

И редкий солнца луч, и первые морозы,

И отдаленные седой зимы угрозы...

В нашей поэзии найдется не так уж много стихотворений, которые было бы столь уместно поставить рядом, - скажем, в самой краткой, отобранной на основе высочайших критериев антологии "Русская осень", - как эти тютчевские и пушкинские строки. Они поистине родные друг другу.

И в то же время, они глубоко своеобразны по художественной сути. Согласно меткому суждению Вячеслава Иванова, у Тютчева даже сами слова по своему смыслу как бы не те, что у Пушкина: "Его "лес", "вода", "небо", "земля" значат не то же, что "лес", "вода", "небо", "земля" у Пушкина, хотя относятся к тем же конкретным данностям и не заключают в себе никакого иносказания. Пушкин заставляет нас их увидеть в чистом обличии, Тютчев анимистически их почувствовать". Воссоздавая явления, Тютчев ставит перед нами "нераскрытый человеческому сознанию смысл их жеста... Пушкин... метко схватывает сущности и право их именует".

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное