Читаем Пророк в своем Отечестве (Ф И Тютчев и история России) полностью

Пророк в своем Отечестве (Ф И Тютчев и история России)

Но если Киреевский не добрался до тютчевских стихов в "Галатее", то от Пушкина этого вообще невозможно было ожидать. Словом, нельзя сомневаться в том, что Пушкин промолчал в 1830 году о таланте Тютчева, ибо попросту не знал его сколько-нибудь зрелых творений, а вовсе не потому, что "не принял" эти творения и потому "отказывал" Тютчеву в истинном таланте. Когда Пушкин (в 1836 году) узнал эти творения, он сразу же стал необычайно щедро публиковать их в своем журнале "Современник"; стоит отметить, что Пушкин тогда без всяких оговорок "перепечатал" три лучших тютчевских стихотворения, появившихся в 1829 году в "Галатее"; он, конечно же, ничего не знал об их публикации, так как - об этом сказано выше - не интересовался раичевским журналом.

Тынянов ссылается еще на тот факт, что в неоконченном наброске пушкинского - весьма критического - отзыва об альманахе Раича "Северная лира" (1827) ничего не говорится о шести помещенных в нем стихотворениях Тютчева. Но Тынянов опять-таки "забыл" пояснить, что четыре из этих стихотворений - переводы из Шиллера, Гейне, Гете и Байрона, к тому же ранние, сделанные в 1823-1824 годах, а оригинальные стихи - "Слезы" (1823) и "К Н." (1824) опять-таки не могут считаться подлинно "тютчевскими".

Казалось бы, просто невозможно переоценить тот факт, что Пушкин, получив в 1836 году через Ивана Гагарина рукописи зрелых стихотворений Тютчева, проявил поистине неслыханную щедрость по отношению к почти неизвестному тогда поэту - напечатал в двух номерах своего журнала двадцать четыре стихотворения (собственно даже двадцать пять - одно не было пропущено цензурой). И вот вместо того, чтобы исходить из этого выразительнейшего факта, отношение Пушкина к поэзии Тютчева пытаются вычитать даже не из каких-либо его критических отзывов о тютчевских стихах более раннего времени (это бы еще куда ни шло - однако ведь таких отзывов нет в природе!), но из факта отсутствия отзывов о Тютчеве в статьях 1827 и 1830 годов, - когда Пушкин, как это совершенно ясно, вообще не знал тютчевской поэзии и, вполне естественно, не мог что-либо говорить о ней.

Сравнительно недавно одна из учениц Тынянова писала: "Тютчев как "архаист" боролся с Пушкиным, и Пушкин не имел оснований восторженно приветствовать нового поэта". Если уж на то пошло, с Пушкиным "боролись" хотя это слишком резкое выражение, не соответствующее реальным отношениям; вернее будет сказать, спорили, - не Тютчев, а другие любомудры. Тютчев находился при жизни Пушкина за две тысячи верст от Москвы, не выступал ни с какими декларациями, а стихи его только изредка появлялись в печати, особенно после 1830 года (не считая переводов, в 1831-м было опубликовано четыре стихотворения, в 1832-м - три, в 1833-м - одно, в 1834-м - одно, в 1835-м - ни одного). Впервые Тютчев по-настоящему явился только на страницах журнала того самого Пушкина, с которым он-де боролся...

С Пушкиным в самом деле открыто, публично спорили Веневитинов, Шевырев, Погодин, Титов и менее явно - в переписке и разговорах, которые все же вполне могли так или иначе стать известными Пушкину - Мельгунов, Хомяков, Рожалин, а также все более сближавшиеся с любомудрами Боратынский и Языков.

Достаточно ярким примером "борьбы" с Пушкиным может послужить пространное (154 строки) шевыревское стихотворение "Послание к А.С.Пушкину", опубликованное в альманахе Максимовича "Денница" на 1831 год.

29 апреля 1830 года Пушкин написал Шевыреву, который был тогда в Риме: "Возвратитесь обогащенные воспоминаниями, новым знанием, вдохновениями, возвратитесь и оживите нашу дремлющую северную литературу". Шевырев тут же сообщил Погодину: "Прошу тебя дать следующий ответ Пушкину: его строки были электрическими в Риме... я в Риме лучше понял назначение России и Пушкина; скоро осмелюсь говорить ему об этом".

Созданное вскоре Шевыревым "Послание к А.С.Пушкину" было, если угодно, "борьбой" с Пушкиным, обращенным к нему требованием изменить свои творческие принципы. Шевырев обвинял всю современную русскую поэзию в легковесности мысли и слова, полагая, что то и другое нераздельно, органически связано; он писал ранее, в 1827 году, в одной из своих статей: "Чем зрелее и богаче мысль, тем зрелее и слово". Пушкин не мог не понимать, что весьма резкие стихи Шевырева имеют в виду и язык его, пушкинской, поэзии:

Теснее ль в речь мысль новую водвинешь,

Уж болен он*, не вынесет, кряхтит,

И мысль на нем как груз какой лежит!

Лишь песенки ему да брани милы;

Лишь только б ум был тихо усыплен

Под рифменный отборный пустозвон.

Что если б встал Державин из могилы,

Какую б он наслал ему грозу!

На то ли он его взлелеял силы,

Чтоб превратить в ленивого мурзу?

И далее Шевырев призывал Пушкина решительно преобразовать язык (а тем самым - и смысл) русской - в том числе, понятно, и его собственной поэзии:

Кто от одра болящего восставит?