Пророк в своем Отечестве (Ф И Тютчев и история России)

Хотя Шеллинг еще до Тютчева встречался с русскими людьми старшего, декабристского поколения- Александром Тургеневым и Петром Чаадаевым, который произвел на него неизгладимое впечатление, - трудно сомневаться в том, что именно Тютчев, бывший собеседником германского мыслителя в течение почти пятнадцати лет, сыграл главную роль в пристальном внимании Шеллинга к России. Встречаясь, уже после общения с Тютчевым, с целым рядом любомудров - братьями Киреевскими, Рожалиным, Шевыревым, Погодиным, Мельгуновым, Владимиром Титовым, Одоевским, - Шеллинг неизменно с глубоким интересом говорил о России. Так, он сказал в 1829 году Петру Киреевскому*: "России суждено великое назначение... В настоящем положении ее требования, может быть, слишком умеренны" (то есть Россия слишком "скромно" ведет себя на мировой арене).

Через несколько лет другой любомудр, Николай Мельгунов, записывает после беседы с мыслителем: "Шеллинг любит Россию и русских... имеет о России высокое понятие и ожидает от нее великих услуг для человечества... Шеллинг отвечал мне, что ему было бы весьма по сердцу войти с Россией в умственный союз".

Нельзя не сказать, что в тогдашней Германии Шеллинг вовсе не был одинок в своих представлениях о будущности России. В эти же годы, незадолго до своей кончины, Гегель писал: "Другие современные государства, как кажется... уже оставили кульминационный пункт развития за собою, и их состояние стало стационарным; Россия же, - возможно, уже самое могущественное государство среди остальных, - несет в своих недрах огромные возможности развития своей интенсивной природы".

"Высокое понятие" о России складывалось у германских мыслителей и поэтов, надо думать, и потому, что русские любомудры (и среди них Тютчев), исключительно ценя "всеобъемлемость" этих мыслителей и поэтов и стремясь подняться до их уровня, в то же время с самого начала общения с ними вступали и в существенный спор, выдвигая свои, вполне самостоятельные представления и идеалы.

Это сказалось даже на отношении к Гете, перед которым любомудры преклонялись. В 1827 году была опубликована "Интерлюдия к Фаусту" Гете (вошедшая затем в качестве третьего акта во вторую часть трагедии) "Елена". К этому времени любомудры в Москве самым внимательным образом следили за деятельностью Гете, и уже в том же 1827 году в их журнале "Московский вестник" публикуется "Елена" в переводе Степана Шевырева, сопровождаемом его же большой и глубокой по смыслу статьей.

Живший в то время в России образованный немец Николаус Борхард, будучи восхищен статьей Шевырева, перевел ее на немецкий язык и послал Гете. Получив ответ Гете, Борхард передал его Погодину, редактору журнала "Московский вестник", где он тут же был опубликован. Гете писал, что уже давно знаком с достижениями русской поэзии, которые давали основания полагать, что в России существует "высокое эстетическое образование". Но затем германский гений признавался: "Несмотря на то, для меня все еще было неожиданным встретить в отношении ко мне, на отдаленном Востоке, чувства столь же нежные, сколько глубокие, коих милее и привлекательнее вряд ли можем найти на нашем Западе.."

Прервем письмо Гете, дабы сказать, что в последних его словах выразилась не только утонченная вежливость, но и чистая правда. Русские умели ценить высшие достижения германского духа, как никто, включая и самих соотечественников Гете. 29 августа 1847 года Тютчев писал из Франкфурта-на-Майне, где он находился тогда вместе с Жуковским: "Вчера исполнилось 98 лет со дня рождения довольно известного франкфуртского гражданина - Гете, - но, право, сдается мне, что во всем Франкфурте только мы одни и были достаточно простодушны, чтобы вспомнить об этой славной годовщине".

Но вернемся к письму Гете. Он говорит о смысле статьи Шевырева: "Разрешение проблемы или, точнее сказать, узла проблем, предложенных в моей "Елене", разрешение столь же удовлетворительное, проницательное, сколько сердечно-благочестивое, не могло не удивить меня, хотя я и привык уже испытывать, что нельзя по прошедшему времени судить о быстроте успехов новейшего " (Гете имеет в виду здесь стремительность созревания русской мысли).

Тогда же Гете напечатал в издаваемом им журнале "Искусство и древность" статью "Елена" в Эдинбурге, Париже и Москве", где охарактеризовал три критические статьи о своем произведении, принадлежащие крупнейшему мыслителю Англии (шотландцу по происхождению) Томасу Карлейлю, видному французскому публицисту Жан-Жаку Амперу (сыну великого физика) и московскому любомудру Степану Шевыреву:

"Шотландец стремится проникнуть в произведение; француз - понять его, русский - присвоить себе. Таким образом, гг. Карлейль, Ампер и Шевырев вполне представили все категории возможного участия в произведении искусства или природы".

Это чрезвычайно многозначительная характеристика отношения русских любомудров к германской культуре. Но что значит - "присвоить себе"? Речь ведь идет не о каком-либо подражании произведению Гете, но о статье, посвященной этому произведению.