— Чужаков убивают сразу Обычай такой. Головы отрезают и на колья ставят. У них городище есть, так вокруг в шесть колец городьба с черепами.
— И как мы теперь?
— Сквозь гольцы пойдем, — решительно тряхнул чубом Бойша. — Но чур — за мной след в след! Иначе смерть. Камень посыплется — и все.
…Здесь уже ничего не напоминало о присутствии человека. Окна без стекол, проемы без дверей, квартиры без мебели. Безжалостное время, ветер, вода, зимняя стужа и летняя жара оголили стены, сожрали краску, обои, металл труб и поручней, рамы и косяки. Полы укрывал толстый слой земли, через выкрошившиеся подоконники перекинулись ветви деревьев, стебли трав, повсюду росли грибы, пятна плесени темнели на щербатом бетоне. В углах колыхались полотнища паутины.
Даже гвозди, когда-то забитые в стены, изглодала ржавчина, и от них остались лишь дырочки, заполненные бурым оксидным порошком. Правда, в одной квартире Тамаре попалась на глаза уцелевшая вещь — стеклянная рамка, косо висящая на пушистом от чешуек разлагающегося металла нержавеющем кронштейне. Что в ней было — фотография, картина, грамота, — установить было уже нельзя, но сама рамка осталась. Впрочем, судя по множеству мелких трещинок, вскоре и ей суждено было кануть в небытие.
Один лишь пластик стоял насмерть, нет-нет да и напоминая, что когда-то в этом сером царстве праха жили яркие цвета. Тамара замечала то торчащее из зарослей мокрицы оранжевое горлышко бутылки, то белый провод, змеящийся из дыры в стене, то подлокотник кресла, а то и детскую игрушку, розового пупса с залепленным грязью лицом, тянувшего к ней бессильные согнутые ручки.
Она не знала, сколько времени прошло с тех пор, как город обезлюдел, понимала только, что очень много, возможно, не одна сотня лет, но даже теперь было заметно, что здания разрушило именно время и стихии. Жители уходили из целого города, хотя и уходили в спешке, иначе не бросили бы детские игрушки.
Второй час пробирались они через мертвые дома, второй час Тамара плакала без слез, ощущая, как наливается в душе тяжестью и болью новое, неизвестное ей доселе чувство — чувство всеобщего горя.
Теперь в ее городе жили нарывники, отрубающие людям головы, хищные твари вроде псов с крокодиловыми пастями, клювачей и крысяков, да еше какая-то кликуша. Нормальных людей не осталось. Совсем.
«Они никогда не покинули бы Москву по своей воле. Беда, страшная беда выгнала их из домов, заставила бросить квартиры, вещи — и бежать. Что же случилось? Что произошло с моим городом?» Следом за этой мыслью пришла другая, еще более черная: «А ведь я могу зайти и в свой дом…»
У Тамары перехватило горло. Она остановилась, без сил опустилась на кучу какой-то гнили, привалилась спиной к осыпающейся стене. Бойша, обернувшись, поспешил к девушке.
— Здесь нельзя быть долго, — тихо сказал он, склонившись к самому уху. — Вставай! Надо идти…
Мыря молча снял с Тамары заплечный мешок, повесил себе на грудь. Итер взглянул на незнатя, и во взгляде его впервые промелькнуло уважение.
— Вставай! — повторил он. — У страха глаза велики, но тут и правда дурное место. Крысяки…
— Да, да. — Тамара сквозь слезы попыталась улыбнуться, но у нее вышла только жалкая гримаса. — Все, я уже… Это просто нервы, эмоции.
— Что? — не понял Бойша.
— «Что-что», — передразнил его Мыря. — Видишь, девка не в себе? Не тормоши ее.
И маленький отряд продолжил свой путь через застывшие в немоте дома мертвого города, пролезая через оконные проемы, поднимаясь по лестницам, замытым наносами до состояния пандусов, обходя провалы и нависавшие над головой плиты перекрытий. Давно уже остался позади стан зловещих нарывников, но итер все не решался выбраться на открытое пространство, тревожно прислушиваясь к каждому шороху. Тамара обратила внимание, что Бойшу волнуют именно тихие звуки. Когда где-то неподалеку, в соседнем здании, скрытом от глаз стволами деревьев, с грохотом обрушилась бетонная плита и густая пыль замглила пространство между домами, он даже не оглянулся. А вот осторожный скрип и попискивание, то и дело раздающиеся по сторонам, тревожили его. Верное шибало уже давно перекочевало из-за спины в руки итера, и девушка тоже волей-неволей насторожилась, на время отвлекшись от своих переживаний.
— Сзади идут. Много, — вдруг сказал незнать, когда путники покинули очередной дом и пересекли кочковатую проплешину, готовясь нырнуть под сумрачные своды следующего здания.
— Впереди тоже, — ответил Бойша. — Давайте-ка сворачивать. На чистом месте они не нападут.
Тамара хотела было спросить — кто «они», почему не нападут, но поняла, что не это сейчас главное, и промолчала.
Выбравшись из окружавших дом-голец зарослей, отрядец остановился в узком прогале, настоящем ущелье, когда-то бывшем переулком в центре Москвы. Бойша посмотрел на расчистившееся небо, что-то смекая, и махнул рукой:
— Туда! Мы взяли слишком на закат. До Красной осыпи еще топать и топать…