Пророк Темного мира

— Пошто живу, небо копчу? — тяжко вздыхая, спрашивал незнать то ли у Тамары, то ли сам у себя. — Смыслу не вижу. Кажный день как другой — и все вместе на цепь похожи. Тянется моя цепь, по рукам-ногам путает. Мочи нет. Уйду я. Совсем уйду. Судьба, знать, так желает. Спать буду. Не зови меня и начальнику скажи — не пойду. Хватит.

— Но ты же самый лучший из всех незнатей, принявших Красную печать! — убеждала девушка Мырю. — Как мы без тебя? А судьба… Судьбу люди сами творят. И незнати тоже. Будешь сиднем сидеть — совсем пропадешь. Поднимайся, поехали.

Опустив мохнатые брови на желтые глаза, Мыря вздыхал, дергал себя за бороду, шуршал сеном, наваленным на нары. Тамара терпеливо ждала, поглядывая на часы. Времени оставалось мало, но девушка понимала — торопить домового не надо.

Свесив босые ноги, Мыря посидел на краю нар, спрыгнул наконец вниз и начал одеваться.

— Вот скатаюсь с тобой, погляжу на мир тварный последний разок — и на покой, — ворчал он, наматывая портянки. — Был сержант Мыря, да весь вышел. Амба!

До Можайска добрались быстро. Закряжин встретил микроавтобус управления в условленном месте, забрался в салон. Вежливо поприветствовав незнатя и Тамару, он предложил кофе из термоса и коротко объяснил коллегам детали предстоящей операции.

— Коща уже ведут. Торжище наши люди держат под контролем. Там сейчас тихо. Главный минус, так сказать, узкое место, — мы не знаем, откуда появится продавец и кто он. Двое наших незнатей отслеживают все перемещения биоэнергов в окрестностях. Но у нас нет уверенности, что им удастся зацепить артефакт.

— То есть вы думаете, что возникнут проблемы с захватом? — спросила Тамара.

Закряжин, смущенно почесав гладко выбритый подбородок, покосился на Мырю и кивнул:

— Уверен, что возникнут. Поэтому мы и обратились к вам. Ваши приборы в состоянии зафиксировать энергетический слепок артефакта. План такой: прервать сделку в самом начале, взять Коща на месте, а продавца с товаром — чуть позже, где-нибудь в укромном уголке.

— А почему нельзя арестовать всех сразу? — удивилась Тамара. Закряжин улыбнулся, но ответить не успел — в разговор вмешался Мыря:

— Коли Кощ штуковину энту хоть на миг получит — больших делов наворочать сможет. Нельзя ему в руки такое давать, что б там оно ни было. Поняла?

Тамара покраснела — ей объясняли очевидные вещи. Разговор пресекся, некоторое время в салоне микроавтобуса царила тишина. За окнами проносились скошенные луга с длинными копнами подготовленного к вывозу сена. Дальние леса уже тронула желтизна, хотя было только начало сентября. «Ранняя в этом году осень. — Тамара скользнула взглядом по сосредоточенному лицу Закряжина, по нахохлившемуся Мыре. — Буду проситься у Чеканина на оперативную работу. Совсем я закопалась в информотделе…»

Торжище незнатей раскинулось на окраине Можайска. Непосвященному человеку, личеню, сложно было догадаться, что вот этот заставленный старыми железнодорожными контейнерами, заросший лебедой, замусоренный пустырь — оживленная торговая площадка обитателей Темного мира.

Пустырь граничил с обнесенным сеткой-рабицей пристанционным мелкооптовым рынком. Здесь было многолюдно, можайцы и гости «Священного города русских», как именовали Можайск туристические справочники, толкались меж торговых рядов, пахло прогорклым жиром, овощами, автомобильным выхлопом, гремел из колонок над ларьком с дисками очередной шлягер-однодневка:

Мой любимый ушел к другой,
Потеряла я сон-покой.
Лишь колечко на пальце осталось.
А граната ему досталась!
Гра-а-на-а-ата, разорви мою любовь!
Гра-а-на-а-ата, пусть измену смоет кровь!

Закряжин оставил Тамаре рацию, сообщил позывные, откатил дверцу и канул в толпу.

— Где встанем? — поинтересовался водитель, повернувшись в салон.

— Вон там, у деревьев, — указала Тамара, расчехляя «Зрак».

Микроавтобус, урча двигателем, протиснулся через толчею машин и замер на обочине разбитой дороги. Отсюда хорошо просматривался весь пустырь. По краю его, у забора рынка, сидели в ряд торговцы всевозможной рухлядью. Облаченные в телогрейки выпивохи, бабки, закутанные в платки, какие-то вовсе опустившиеся личности разложили на газетах и картонках старые вещи, инструменты, поношенную обувь, безделушки вроде значков, статуэток, разнокалиберные вилки-ложки и книги. Поодаль мелькали силуэты нескольких бродячих собак, какие-то смазанные тени шныряли между контейнерами, в воздухе кружили воробьи и голуби. Обычная, ничем не примечательная картина провинциального быта начала двадцать первого века.