Пророк и сумрак

– Можешь, – признался Гесер. – Если хочешь. Ты хочешь?

– Нет, – твердо сказал Кеша. – Просто интересно.

Недобрая соседка, обзывающая мальчишку тефтелем, была во многом права. Мальчишка был рыхлый, круглолицый, будто Пончик из книжки про Незнайку, кожа на лице была бугристая, как обычно бывает у немолодых людей и крайне редко у детей. Про таких детей родители говорят слегка извиняющимся тоном: «Знаете, он очень умненький и добрый…»

Насчет доброты – не знаю, хотя аура у мальчика и была хорошая, однозначно светлая, Завулону тут нечего было делать. А вот что умненький – это походило на правду.

– Это все из-за самолета? – продолжал расспрашивать Кеша. – Потому что я испугался?

– Да, – кивнул Гесер. – Самолет и вправду мог упасть, ты предвидел опасность. И Антон, – Гесер кивнул в мою сторону, – понял, что ты – пророк.

– И спас самолет? – уточнил мальчик.

– Как видишь, самолет не упал, – ушел Гесер от ответа.

– Так я могу только предсказывать? Больше ничего? – с явным огорчением спросил Кеша.

– Нет, почему же. Просто это у тебя будет лучше всего получаться, – вступила в разговор Ольга. – Это как с музыкой. Всех учат играть на фортепьяно, даже скрипачей и флейтистов. Для общего развития. Так что ты сможешь бросать файерболы, останавливать время, делаться невидимым…

Мне вдруг резко захотелось курить. Последнее время я курю редко, но с пачкой сигарет в кармане все-таки чувствую себя спокойнее. Я посмотрел на Завулона – тот маялся, разминая в руках длинную темную сигарету. Мы переглянулись и не сговариваясь направились на балкон.

Как и положено маленькому балкону в маленькой квартире, он был изрядно захламлен. Тут стояли санки и старый детский велосипед, коллекция пустых банок из-под джемов и солений, большой картонный ящик со всяким хламом, маленький пластиковый контейнер с инструментами. Контейнер был открыт, и я видел, что и молоток, и плоскогубцы слегка подернулись ржой. Ну кто же хранит инструменты на незастекленном балконе? Эх, женщины…

Или лучше сказать: эх, мужчины? Тяжело быть матерью-одиночкой. Особенно в России.

Мы закурили – Завулон любезно поднес мне язычок пламени, пижонски зажатый между большим и указательным пальцем, я прикурил, не побрезговал. Глубоко затянувшись, я сказал:

– Надо, пожалуй, мамашу отправить на курорт. Что ей здесь торчать, если ребенок будет у нас? А так… может, снимет кого, развлечется…

– Отправь, – согласился Завулон. – Дневной Дозор претензий не имеет.

– Что-то ты добрый сегодня, – сказал я. – И это, прости за дурацкий каламбур, не к добру.

– Я-то могу позволить себе быть добрым, – усмехнулся Завулон. – А вот ты, Антон, стесняешься собственной доброты.

– Почему это?

– Ас чего бы иначе эти слова? «Мамаша», «снимет», «развлечется»… Опошляешь собственное доброе предложение. Стесняешься.

Я подумал и согласился:

– Да. Стесняюсь. В наше время даже добрые волшебники стараются выглядеть злыми. Завулон… скажи, а что это такое – сумеречная тварь?

– Чистой воды теория, – усмехнулся Завулон. – Не бери в голову.

– В Сумраке ведь никто не живет, – сказал я.

– Раз не живет, значит – не живет, – легко согласился Темный, и я понял, что больше никакой информации от него не получу.

– Ну ладно, – сказал я, щелчком пальцев отправляя окурок в полет с балкона, а вторым щелчком – испепеляя его на лету. – Спасибо и на том, что помог. И что не стал претендовать на пацана.

– Будь он боевым магом – претендовал бы, еще как, – усмехнулся Завулон. – Мальчик не наш, конечно, но возможности всегда есть… И будь он прорицателем – я бы за него поборолся. А пророк? Нет, спасибо.

– Ты ценишь прорицателя больше пророка? – поразился я.

– Конечно. Прорицатель говорит о том, что может случиться, – и будущее можно изменить. Пророк вещает истину. То, что неизбежно. Зачем знать неизбежное, Антон? Если неизбежное плохо, то не стоит расстраиваться раньше времени. А если хорошо – пусть лучше будет приятная неожиданность. Многие знания – многие печали. – Завулон посмотрел на сигарету в своих руках. – Бывай, Светлый…

Сигарета в его пальцах вспыхнула мрачным багровым пламенем. Огонь перекинулся на пальцы, пробежал по руке, охватил все тело. Завулон улыбнулся мне сквозь пламя – и исчез.

Только догорающая сигарета упала под ноги.

– Позер, – сказал я. – Фигляр… Самовлюбленный урод!

Демонстративный отказ Завулона от борьбы за мальчишку-пророка меня пугал. Быть может, это была всего лишь хорошая мина при плохой игре, но что-то подсказывало мне – Темный говорил то, что думал.

Что же это такое – сумеречная тварь?

Завулон говорил так, словно Гесер должен его прекрасно понимать. Значит, Гесер знает…

Но спрашивать у шефа я, разумеется, ничего не стал. У Бориса Игнатьевича свое мнение о том, что нужно знать подчиненным для успешного выполнения своих обязанностей.