Пророк

– Об этом потом поговорим. Ты сейчас проследи, чтобы в морге все как следует сделали да чтобы с родственников санитары деньги не вымогали.

– Что вы, такого у нас отродясь не бывало!

– Рассказывай! Когда мою тетку хоронили, то с ее зятя…

– Они же не знали, что она ваша тетя, у нее же фамилия другая, – тут же отозвался заместитель.

– Венки привезли?

– Уже в фойе стоят.

– Ты надписи на ленточках читал?

– Читал.

– И что?

– Никакой крамолы. Все, как говорится, неформально, но державно.

– Не о том спрашиваю: ошибок в надписях нет? Телевидение снимать будет, опозоримся на всю страну.

– Насчет ошибок сказать не могу, у меня в школе «три» по русскому было.

– Позвони в газету, пусть корректора пришлют, – распорядился Цветков.

– Как это мне в голову не пришло?

– Все, конец связи. Если что не так, головой ответишь, – сказал Цветков, завидев, как из-за поворота выезжает кортеж черных автомобилей. – Я же говорил, с мигалками едут.

– Красиво идут! – с восхищением проговорил шофер.

Цветков выбрался из автомобиля и стал на обочине, солидный, в черном костюме, белой рубашке и серебристом галстуке. На лацкане его пиджака поблескивал значок с гербом Ельска.

Главная машина пронзительно засигналила, когда Цветков шагнул на асфальт. Мэр в испуге отпрянул. Не сбавляя скорости, кортеж пронесся мимо. Мэр даже толком не успел разглядеть, в какой машине сидит заместитель министра.

Кортеж унесся за горку, оставив после себя ветер и сумятицу в голове мэра.

– Догоняй! – Цветков вскочил в машину.

Но сделать это оказалось непросто. Водитель Цветкова настиг кортеж только в городе и лишь потому, что машина сопровождения заблудилась.

Цветков покраснел, завидев, как кортеж заместителя министра пробирается по незаасфальтированной улочке частного сектора. На этот раз выходить из машины он не рискнул.

– Пусть сами выбираются, – скрежетнул зубами Цветков. – Дуй к мэрии, встретим их там.

* * *

Все похороны похожи друг на друга. Неизменно в них присутствуют и неразбериха, и четкий, который невозможно отменить, ритуал.

Траурный зал Дома офицеров открыли для посетителей, как и обещали, в двенадцать дня.

Город с населением в двести пятьдесят – триста тысяч по российским меркам – небольшой, и чуть ли не каждый горожанин посчитал своим долгом прийти проститься с погибшими. Для кого-то это было чем-то вроде развлечения – все равно объявлен траур и деваться некуда, – другие же шли, поскольку знали если не самих погибших, то их родственников или знакомых.

На площади у Дома офицеров выстроилась внушительная очередь. Разговаривали негромко, так, чтобы не нарушать скорбной торжественности.

– Молодцы наши, – слышался шепот ветерана второй мировой, – только мало они бандитов бьют. Мешают им.., понаехало туда всяких… из этих.., как их там…

– Советов Европы, – подсказала интересующаяся политикой старушка.

– Во-во, – ветеран расправил плечи, зазвенев медалями на пиджаке. – Без них бы наши там давно порядок навели. Они все бандиты, – негодовал ветеран, – от стариков до малолетних детей. Правильно Сталин сделал, что их выселил, а потом Хрущев – свинья кукурузная – назад их пустил. Миротворцы долбанные!

Ветерану не возражали, никому не хотелось нарываться на скандал.

В другом месте очереди рассуждал мужчина лет сорока, успевший повоевать в Афганистане.

Он не был так категоричен:

– Против партизан ни хрена не сделаешь.

Он все никак не мог придумать, куда пристроить букет гвоздик в шелестящей целлофановой обертке.

– В Афгане как было? Днем они вроде бы все мирные крестьяне, мухи не обидят. А лишь стемнеет, достают оружие и давай наших колошматить. Даже немцы и те против партизан ничего сделать не могли. Хотя ребят, конечно, жалко.

И самое обидное, – добавил «афганец» со слезой в голосе, – уже через год или два их убийцами называть станут те самые люди, что их на бойню посылали. Ему хорошо, – он покосился на ветерана второй мировой, – награды свои открыто носит. А я свой орден хотел надеть сегодня, но не отважился.

На ступеньках собрались одноклассники погибшего Бориса Батюшкова. Пока тот был жив, его в городе не любили, за глаза иначе как «ментом поганым» не называли. И теперь одноклассники, словно оправдываясь, в один голос вспоминали, каким милым и компанейским был Батюшков в школе.

Люди проходили сквозь траурный зал, огибая гробы у изголовья. Усердие мэра не осталось незамеченным: все восхищались гробами, мол, Цветков денег не пожалел. Но тут же находились недоброжелатели, сообщавшие, что мэрия на гробы не потратила ни рубля, достались они Ельску даром.