Я не осмелилась использовать свой свет, чтобы приободрить его, так что прибегла к языку жестов видящих, показав на него той рукой, которой не держалась за его плечо.
Он кивнул, слегка улыбаясь с регулятором во рту.
Мне показалось, что в этот раз я увидела, как он слегка закатил глаза под маской. Подозрение подтвердилось, когда он ответил жестами.
Я постаралась сдержать смешок, но он крепче стиснул меня.
В том, как он обнимал меня, я ощущала страх, но не знала, как помочь ему. И я не винила его. То, что мы делали, по факту было охеренно глупым.
Должно быть, Ревик ощутил часть моих мыслей, потому что он рассмеялся, выпустив в воду пузырьки.
Над нашими головами темнело.
Я подняла взгляд, сначала растерявшись. Через несколько секунд услышав перемену в звуке и в том, как он эхом разносился под водой, я расслабилась. Корабль входил в один из крытых доков.
Нам нужно приготовиться к действию.
Ревик стал жестикулировать рукой. Я следила за его пальцами.
Я кивнула.
Я изо всех сил постаралась улыбнуться в ответ.
Может, чтобы отвлечься, я сосредоточилась на нашем свете, пытаясь определить наше влияние на конструкцию так, чтобы не простирать свет и никак не привлекать внимание разведчиков, которые могли работать в порту.
Я до сих пор ощущала завитки, змеящиеся всё глубже в мой свет (и, что более тревожно, в свет Ревика), но также чувствовала, что конструкция для этого и создана.
Пока что она обращалась с нами точно так же, как со всеми остальными.
Ревик выдернул меня из моей моно-сосредоточенности, когда двигатели отключились, а пропеллеры под нами остановились с последним скрипом.
Звук каких-то отдалённых механизмов продолжал эхом разноситься по воде, но без оглушающего шума пропеллеров всё сделалось поразительно тихим. Я просто замерла на несколько секунд рядом с Ревиком, стараясь адаптироваться.
Затем Ревик легонько толкнул меня руками, указывая направляться к правому борту судна, прилегавшему к доку. Только тогда я осознала, что он уже отстегнул нас от упряжей, которые связывали нас меж собой и с «пингвином».
Я последовала за тычком его рук, кивнув, когда он жестами показал, что теперь нужно следить и не пускать пузырьки, по крайней мере, там, где нас будет видно с пирса.
Через несколько секунд он завёл нас под док, где мы получили возможность перевести дыхание. Как только мы оказались достаточно далеко под доком и вдали от любых камер наблюдения, мы всплыли на поверхность, производя как можно меньше звуков.
К счастью, в самом доке было очень шумно.
Всплыв, я даже сквозь костюм, покрывавший мою голову, услышала объявления по громкоговорителю, работу какого-то тяжёлого оборудования над нами — наверное, разгружали груз, привезённый кораблём, на котором мы только что прокатились. Где-то над нашими головами работали электронные лебёдки — какие-то из них плавно гудели и по звуку казались более высокотехнологичными, другие же скрежетали от ржавчины и соли, словно трудились здесь намного дольше.
Я также слышала голоса.
Ревик вытащил регулятор изо рта, жестом показывая мне сделать то же самое. Затем, прежде чем заняться своим оборудованием, он схватил мои ремни, удерживавшие баллоны, и начал расстёгивать их спереди — то есть, ту часть, которая крепила баллоны к моей спине. За считанные секунды он разделался со всеми застёжками, затем развернул меня спиной к себе и полностью снял баллоны, чтобы было не такой уж простой задачей, пока мы покачивались на поверхности воды.
Стащив баллоны, он утяжелил их и позволил потонуть.
Я наблюдала, как они опускаются на дно дока сквозь тёмную воду.
Затем я сняла маску, утяжелила её органикой размером с гальку, которую дала нам Данте, и тоже отпустила её. Потом сдёрнула капюшон гидрокостюма с головы и начала выпутываться из остальной его части. Ревик держал водонепроницаемый рюкзак, который я носила под кислородными баллонами, и ждал, пока я сниму костюм.
Я осталась лишь в чёрных облегающих шортах и спортивном лифчике.
Как только я надела водонепроницаемый рюкзак обратно за плечи, мы повторили те же действия с Ревиком. К тому времени из наших светов исходило немало боли.