Пророк

Я ощутила недоумение, выплеснувшееся из некоторых, в особенности из Балидора, но проигнорировала это.

Я знала, что веду себя странно, но как будто ничего не могла с собой поделать. Я знала, что отчасти это избегание, особенно разговора о Касс, но понимала, что дело не только в этом. Обычно я руководила такими собраниями.

Дело в Лили? Беспокойство о ней производило на меня такой эффект?

Или это Ревик?

Это страхи из-за операции в Дубае? Или дело во всём том дерьме, плавающем в моём свете — в том, что сказал мне Териан о Дубае, о парне, коллекционирующем видящих из Списков? Или это из-за присутствия моей матери, из-за того, что она смотрела на меня с таким же озадаченным выражением, как и все остальные? Даледжем тоже здесь сидел, но я старалась не смотреть на него. Мой отец, Уйе, избегать которого мне почему-то по-прежнему было сложнее всего, расположился всего через несколько мест от меня.

Но главным образом я не могла отбросить ощущение, что я что-то упускаю.

Или же ощущение, будто что-то надвигается на нас из тьмы.

Балидор отпустил пару загадочных комментариев о том, что Джон и Врег «не единственные, кто прямо сейчас образует связь», так что, возможно, отчасти дело в этом. Они считали, что мы с Ревиком тоже образовывали связь — возможно, из-за всех изменений в наших светах, случившихся за последний год.

Даже сейчас я ощущала свет Балидора на своём свете, действующий менее деликатно, чем обычно. Я знала, что присматривать за мной — это его работа, так что я не раздражалась, но это отвлекало.

Спустя ещё несколько минут, в течение которых они обсуждали вооружение, я встала.

Опять-таки, я едва осознавала, что делаю, пока все они не повернулись, уставившись на меня.

— Я вернусь через минутку, — сообщила я.

Не потрудившись оценить их реакцию, я подошла к овальной двери и рывком открыла её. Затем перешагнула приподнятый порог и вышла в коридор.

Я дошла почти до конца первого его сегмента, когда меня догнал Ревик.

Он ничего не сказал. Он просто схватил меня за бицепс и продолжил идти рядом, вот только теперь казалось, что направление задаёт он, а не я.

— У нас сейчас состоится та самая встреча? — спросила я, немного забавляясь.

— Что-то вроде того, — пробормотал он.

Через несколько дверей он завёл нас во вторичный коридор.

Я не осознавала, куда он меня ведёт, пока мы не оказались перед запертой дверью в нашу каюту. Я узнала панель безопасности, вмонтированную справа от косяка.

Ревик наклонился поближе к сканеру сетчатки, уже прижав большой палец к панели. Когда огонёк погас, я услышала щелчок, а Ревик положил ладонь на ручку двери. Он распахнул дверь и затащил меня внутрь.

Поначалу я уставилась на окна.

Точнее, на корабле иллюминаторы, а не окна. Смотровые отверстия.

Они расположили опорную балку над нашей кроватью и столом, который мы перенесли наверх из резервуара. Кровать была застелена толстым тёмно-синим покрывалом, несмотря на стены и полы с подогревом. Когда мы переехали по-настоящему, группа видящих во главе с Мэйгаром преподнесли нам подарок к «новоселью», чтобы поздравить с переездом из резервуара — сине-бело-золотую мозаику меча и солнца, которую они повесили на потолке каюты.

Картина, которую я написала для Ревика, тоже украшала одну из стен.

Горы Гималаев складывались из толстых и тонких мазков вместе с теми же словами на древнем прекси, которые Ревик вытатуировал на своей руке. Я вложила в эти линии как можно больше от него, и профиль его лица проступал в очертаниях гор.

На фоне располагалось ещё одно изображение меча и солнца — светящаяся вспышка вокруг него обладала достаточным цветом, чтобы выделяться на небе.

Лили объявила картину «прекрасной», когда увидела её, и Ревику, похоже, тоже понравилось.

Он сам повесил её на стену, и несколько раз я замечала, что он пристально смотрит на неё с лёгкой улыбкой. Он сказал, что никто и никогда прежде не изображал его на картине. Мне сложно было поверить в этом, поскольку я знала, что его первая жена была художницей, но когда он сказал это, я ему поверила.

Может, его жена Элиза не рисовала людей.

Теперь я смотрела на рисунок его профиля, подавляя болезненную дрожь.

Ревик обхватил меня рукой за талию.

Он прижал меня к ближайшей балке, выступавшей из стены, и его рот накрыл мои губы, а пальцы сжались в моих волосах. Как только я приоткрыла рот, он тут же швырнул в меня свою боль, а ещё через несколько минут испустил стон. Его руки принялись за мой ремень, грубо расстёгивая его, пока я перебирала его волосы пальцами. Он сдёрнул мои брюки ниже по бёдрам, заставив меня ахнуть.

Я попыталась потянуться к его штанам, но Ревик не желал ждать.

Он отошёл от меня ровно настолько, чтобы расстегнуть свои брюки, затем снова впечатал меня в стены, целуя так грубо, что наверняка оставлял синяки, и используя так много своего света, что я едва могла дышать. Моё тело буквально плавилось, когда боль в нём усилилась, превращаясь из спешки в откровенное требование. Когда он вплёл свой свет в меня, заставляя мои колени подкоситься, я вцепилась в него, чтобы удержаться на ногах.

— Бл*дь, Ревик. Какого чёрта…