Пророк

Он стоял, но тут что-то произошло в нем, и он тоже стал на четвереньки, поближе к последнему старушечьему ряду, лоб твердо упер в пол. Батюшка был далеко, но его голос был очень хорошо слышен.

…время шло… батюшка пел и пел… а он сам куда-то провалился, пропал… шло время… постойте… что-то странное…

Он очнулся. Батюшка смолк. И все старухи, не вставая со своих четверенек, обернулись на него, все как одна, лица в платках.

А он пел, пел непонятно что, не сдерживаясь, во весь голос, и слезы бежали по лицу, да еще раскачивался, да еще размахивал руками.

Поняв, однако, ситуацию, он быстренько вскочил, отряхивая колени. Улыбаясь, часто-часто кланяясь, бормоча какие-то извинения, пятясь, он дошел до двери. Выскользнул, как смазанный. За дверью перевел дух. Фу-ты черт! Надо ж, как оно… Покачав головой, пошел в туалет.

Он заблудился в лесу. Не мог из него выползти.

И тут увидел странного, старого старика, седого, с голубыми глазами. Он стоял около старой ели. Смутный фон, мутный. Старик серый, седой. Коричневый от старости череп проглядывал сквозь редкие седые волосы. Но глаза светят яркой голубизной.

Он горячо рассказывал старику, как заблудился, он жаловался, он изливал душу. Старик на его жалобу дал ему эмалированную кружку и погладил по голове шершавой ладонью. В кружке была черника. Черника пахла травой, и, конечно же, с черничным листиком поверх, маленькое зеленое сердечко листика. И он вдруг сразу понял, куда ему идти, пелена спала с глаз. Он горячо благодарил старика и, уходя, некоторое время оглядывался на него. Старик был спокоен. Он, видимо, и не думал о нем. Он заметил тропинку в этом лесу и удивился, как это он раньше ее не заметил.

И он понял, что старик этот был Бетховен.

Вышел из WC еще более опьянев. Какие-то длящиеся зовы он слышал внутри себя. Когда он проходил мимо стойки, споткнулся на ровном месте — то ли спьяну, то ли сцена в церкви не отпускала его, то ли неизвестно почему. Но он задел, толкнул в плечо одного, сидящего за стойкой. Перед пострадавшим стоял стопарь водки, только что аппетитно налитой. Часть водки выплеснулась.

Извини, друган, сказал он, сейчас ему было совершенно не до разборок. И пошел себе дальше.

Но тут же почувствовал, как сзади кто-то крепко схватил его за руку.

Он обернулся.

Слушай, я ж сказал, извини, сказал он.

Ах, извини?! — подхватил тот; руку ослабил, но не отпускал.

Он высвободил руку.

Че мне теперь, в присядку перед тобой плясать? Давай я тебе еще водки куплю.

Чего??? — тот не поверил своим ушам. Ты за кого меня держишь, козел? Я сам себе водки купить не могу?

Этот, застоичник, все разогревался и разогревался, распалялся и распалялся.

И он почувствовал, как сам злеет и наливается, и очень быстро, моментально:

Как ты меня назвал? Ты, пидор гнойный! Да я щас тебя…

Тот ринулся на него, но он этого ждал и въехал ему в скулу, по-колхозному дал, по рабоче-крестьянски, как умел. Того чуть не вдавило в стойку, он добавил еще, но плохо, вскользь пришлось. Его товарищ за стойкой было дернулся, но он только вскинул в его сторону руку — стоп-сигнал — и товарищ остался сидеть, где сидел.

А иногда такой ерундой казалась ему вся эта борьба… Воздух, реки, облака, ветра, дожди. Бараньи лбы на берегу залива. И трава, конечно. Трава, трава, трава.

Появились охранники. Двое. В черных костюмах и галстуках — точь-в-точь как его служащие. На выход, сказал один из них; крепко взяли под руку и повели. И смотри ж ты: пострадавший из-за стойки был глуп, пьян — а сразу же смекнул, что охране не стоит сопротивляться. Пошел как миленький. А он стал ни с того ни с сего сопротивляться — и тотчас же получил под ребро. Он бы упал, но охранник вздернул его и дальше уже волок. Пока его доволокли до выхода, он мало-помалу оклемался.

Дверь захлопнулась.

Он мельком рассмотрел обидчивого из-за стойки. Прорезь рта — некая тильда, прорезь серых глаз, бровей как-то не видать, тонкий, кривоватый, хрящеватый нос, на голове жидкий рыжий пух — можно и так облысеть, без лысины, равномерно. Худое, костистое лицо в грубых рытвинах — следах от подростковых угрей. На улице он успокоился.

Пришел и покропил меня молочными каплями.

Ладно, пацан, заявил рыжий ему. Некогда мне тут с тобой. Номер я твой запомнил — увидимся еще. (Не запомнил никакого номера этот тип, он пешком пришел.)

Забыв о рыжем, он вновь позвонил туда, откуда был только что выставлен.

Открыл дверь не швейцар, а охранник, ткнувший его под ребро.

Ну, что еще надо? — спросил охранник.

Мне надо поговорить с вашим администратором. Вот моя визитка.

Охранник посмотрел с сомнением.

Подождите… буркнул он.

Это ничего-с. Мы подождем.

Охранник шире открыл дверь:

Посидите здесь, подождите.

На всякий случай помягчел.

Он сидел у самых дверей, рядом со швейцаром, и вдруг, возликовав, увидел Администратора, сопровождаемого охранником, спускающимся по лестнице справа.