Пророчество

— Семинарии во Франции трудятся неустанно, милорды, направляют сюда миссионеров под прикрытием, и католическая поддержка в стране все еще сильна, сеть налажена, — произнес Фаулер, и ему опять удалось завладеть вниманием всех собравшихся. — Будем молиться о том, чтобы эти усилия увенчались успехом и вернули души под эгиду святой Римско-католической церкви…

— Да-да, Фаулер, все мы ценим твою набожность, и все тоже молимся об этом, — нетерпеливо перебил Говард. — Вот только любого иезуита, какой попадет им в руки, они потрошат в Тайберне, точно свинью в мясной лавке, и для тех, кто подумывает об обращении, это служит предостерегающим примером. Пора уже понять, что эту страну не вернут к католичеству ни проповеди с молитвами, ни политические игры, только сила.

— Значит — простите, что я медленно соображаю, — вы планируете вторжение? — Я смотрел не на Говарда, а на Кастельно. Я искал не ответа, но подтверждения, и горестный, беспомощный взгляд посла был красноречивее всяких слов.

— Мишель, разумно ли допускать его сюда, в наш круг? — Говард щелкнул пальцами, потянулся ко мне, будто удушить хотел. — Всем известно, что Святой престол осудил этого человека за ересь. И ты думаешь, он будет на стороне нашего предприятия? Постоит за Рим, а не за такую же, как он, еретичку, Елизавету?

— Доктор Бруно — личный друг моего короля, — негромко возразил Кастельно. — И я готов поручиться за его верность Франции. Идеи его порой кажутся несколько… — Посол запнулся в поисках дипломатического термина. — …Несколько неортодоксальными, однако он не еретик, но католик, он регулярно посещает мессу вместе с моим семейством в домовой церкви посольства и соблюдает все условия, поставленные ему как отлученному. А со временем мы, глядишь, добьемся снятия отлучения, да, Бруно?

Я постарался придать своей физиономии выражение благой надежды и закивал.

Говард поморщился, но умолк, и я почувствовал, как во мне поднимается горячая волна благодарности к Мишелю де Кастельно; тем горестнее мое предательство, согласие шпионить за ним. Как бы дело ни обернулось, даю я себе зарок, Уолсингем непременно узнает, что посол ратовал за мир. Кастельно, как и его суверен, Генрих Французский, человек умеренный, из тех католиков, кто допускает в вере различные подходы и точки зрения. Он честный и последовательный человек и вовсе не хочет войны, однако может случиться так, что ему не оставят выбора. Зато его жена, судя по всему, ждет не дождется. Вот она опять говорит:

— Послушайте! — Сложила руки на груди, оглядывая блестящими глазами всех собравшихся, каждому засматривая в лицо. — Милорды, друзья! — Рассчитанным жестом опустила ресницы. — Мы собрались за этим столом, разные люди, каждый со своей историей, но цель у нас одна, ведь так? Мы все признаем Марию Стюарт законной наследницей английской короны и надеемся, что она восстановит на острове католическую веру, коей привержены все мы, ведь правда?

Раздался рокот, выражающий всеобщее согласие, хотя кто-то восклицал тише, а кто-то громче. На миг я перехватил взгляд Фаулера и тут же отвел глаза.

— К тому же воцарение Марии Стюарт в Англии как нельзя лучше послужит интересам обоих наших народов, — жизнерадостно продолжала Мари, вытягивая перед собой тонкие пальцы и прикидываясь, будто любуется множеством разноцветных колец. — И это объединяет нас не меньше, чем общая вера. Нужно помнить, что мы — естественные союзники, даже если в чем-то мы и расходимся. Если забудем о единой цели, утратим и надежду на успех. — И тут она, подняв взор, одарила меня, лично меня, ослепительной улыбкой и лишь затем повернулась к другим.

Я с новым интересом всмотрелся в жену посла. Во что бы она там ни верила и какой бы набожной ни слыла, политик она помощнее супруга и за ее улыбками и девичьим румянцем скрывается стальная воля. Эта не станет, подобно Кастельно, заботиться об интересах обеих сторон и искать компромисс. Я украдкой бросил взгляд на посла: тот потирал переносицу большим и указательным пальцами и вид у него был изнуренный. Похоже, баланс сил в посольстве сместится теперь, когда Мари де Кастельно вернулась из Франции.

— Принести свечи? — негромко предложил Курсель.

Мы и не заметили, как слабое пламя стало угасать, и сидели уже в почти непроницаемой темноте.

— Не надо. — Отодвинув стул, Кастельно тяжело поднялся. — Пора укладываться. Моя жена только что приехала из Парижа, ей нужно отдохнуть. Завтра вечером мой капеллан будет служить перед ужином мессу здесь, в столовой. Доброй ночи, господа. Проводите мсье Дугласа в гостевую комнату, Клод. — Кивком головы он указал на тот конец стола, где Дуглас уснул, уронив победную головушку на руки. Курсель слегка поморщился от отвращения.

Хозяин любезно придерживал дверь столовой, прощаясь с нами, когда мы гуськом проходили мимо него в коридор. Мне пришлось резко остановиться: шедший впереди меня Генри Говард облапил Кастельно на французский манер (но с характерным для англичан отсутствием сердечного тепла).