Пророчество

По правде говоря, моя гордость и впрямь была задета тем, что Сидни все за меня решил, счел, что мне не обойтись без тайной охраны. Но если б не его забота, если б не меткий выстрел юного Тэннера, я бы лежал тут, пронзенный шпагой Фаулера, гордый, но мертвый.

— Он сказал, сэр, что сделал бы это для вас сам, если б не призывали другие обязанности. Прикрыл бы вам спину, как это делают друзья.

— Я должен буду поблагодарить его. — Я взглянул в лицо Фаулера: даже при столь скудном освещении оно казалось очень бледным. Темное пятно расползалось по его камзолу вокруг раны в плече. — Джозеф, этому человеку нужен врач. Отвезем его в Уайтхолл.

Фаулер пытался сопротивляться, но быстро слабел. Нельзя было позволить ему истечь кровью, пусть сначала ответит на множество вопросов, и в первую очередь: действует ли еще план покушения в юбилей и кто теперь руководит заговором.

Тэннер кивнул:

— Перенесем его в лодку, сэр. Вдвоем мы сумеем дотащить его до сходней у Бэнкэнда.

Юности свойственен оптимизм — я, пожалуй, и плаща бы до ворот не дотащил, но заставил себя подняться на ноги, покуда Тэннер поднимал Фаулера. Раненый вновь вскрикнул, но голос его сделался тише, а тело обвисло у нас в руках и оттого казалось еще тяжелее, когда мы перекидывали его через стенку. Я подставил спину, чтобы подхватить его, а Тэннер подавал мне его изнутри арены. Взглядом я прочесывал колеблющиеся тени с обеих сторон, опасаясь, не подкарауливает ли Дуглас в засаде.

— Второго я упустил, сэр, — виновато сообщил Тэннер, перебрасывая здоровую руку Фаулера через свое плечо и направляясь с этим грузом к реке. — Не смог его перехватить, так он резво рванул, а мне важнее было убедиться, что вы уцелели. У этого-то была при себе шпага.

Шпагу нес теперь я. Непривычная тяжесть в руке придавала мне небывалую уверенность. Пожалуй, стоит научиться фехтованию, размышлял я, прислушиваясь к тому, как при легком движении руки шпага со свистом разрезает воздух. На службе Уолсингема владение оружием — нелишний навык. Добравшись до сходней, я спустился к воде, чтобы позвать лодку. Странный оборот приняла жизнь: я-то думал, моим оружием будут перо и чернила. Пока мы ждали лодку, окончательно убедились, что Дуглас не вернется спасать товарища. Что и неудивительно: у трупа убитого им лорда Дарили Дуглас оставил лишь свои башмаки, ускользнул и на этот раз, растворился в тумане.

Приви-бридж на подступах к Уайтхоллу охраняли три вооруженных стража в королевской ливрее. Наставив на нас пики, они спросили, куда и зачем мы идем. Тэннер назвался слугой сэра Филипа Сидни, а дело у нас, мол, к лорду Бёрли, и срочное. Ему позволили сойти на пристань и переговорить с одним из стражей, а двое других с подозрением взирали на меня. Та еще, конечно, картинка: я сижу с обнаженной шпагой на коленях, придерживая рукой Фаулера, у которого из плеча торчит стрела. Можно подумать, с поля битвы бежали. Я прижимал к плечу Фаулера полу своего плаща, чтобы остановить кровь. Рана, как мне показалось (хотя я не хирург), жизни его не угрожала. Снизу, с воды, я видел, как Тэннер предъявляет стражу висевший у него на шее медальон, а страж осматривает его при свете фонаря. Очевидно, то был какой-то знакомый стражу знак — он быстро переговорил с товарищами и пригласил стрелка пройти в ворота.

Мы молча ждали. Лодка покачивалась на волнах, ударяясь об опоры пристани. Лодочник вопросительно поглядывал на меня и ворчал, что потратил чересчур много времени. Лишний пенни примирил его с этой потерей. Стражники смотрели на нас, опираясь на пики. Фаулер, негромко застонав, переменил позу.

— Интересно, как ваш заговор скажется на дипломатических отношениях между Англией и Францией, — шепнул я ему. — Об этом-то вы и не подумали?

— Не понимаю, о чем вы, — прохрипел он. — Мы сделали это ради Марии Стюарт. Она стоит за этим заговором. Кто сумеет доказать иное?

Слабая, но достаточно самоуверенная улыбка искривила его лицо. Он и сейчас уверен, что его замыслу ничто не угрожает.

— И вы думаете, Уолсингем не заставит вас повторить то, о чем вы говорили в таверне час тому назад?

— Пусть попробует. Я умру с именем Марии на устах. Шестеренки пришли в движение, и вам их не остановить. И вам, друг мой… — Он передохнул и сглотнул с усилием, провел языком по сохнущим губам, — вам теперь спать вполглаза. Арчи Дуглас не любит оставлять свидетелей. — Он закашлялся, из угла его рта вытекла слюна.

На пристани послышались шаги, мостки прогнулись под тяжестью Уолсингема в сопровождении четырех вооруженных мужчин. С ними вернулся и Тэннер. Секретарь ее величества явился в подбитом мехом плаще и спешил так, что плащ на ходу путался у него в ногах. Резко остановившись у берега, Уолсингем заглянул в лодку, оглядел Фаулера, и лицо его не дрогнуло.

— Уильям! — Голос выдавал то, что скрывало неподвижное лицо, — сожаление, гнев, разочарование, осознание, что его предали, недовольство собой, ибо он не распознал предателя вовремя.

— Сэр Фрэнсис, — откликнулся Фаулер едва слышным, но явственно презрительным тоном.

— Он ранен, — предупредил я.