Пророчество из моего сна

Терпение окончательно оставило меня.

— Я не стану женой этого старикашки!

— Помолвка состоится в это воскресенье, — ровно ответила рина Беатрис и взмахнула рукой, прогоняя меня, словно назойливую муху. — В нашем доме не сквернословят. Ты остаешься и без завтрака тоже.

Я выскочила из кабинета, так хлопнув дверью о косяк, что, наверное, эхо прокатилось по всему огромному двухэтажному дому. Старому, разваливающемуся буквально на части и требующему колоссального вложения денег.

Собственно, поэтому меня и решили выдать за старика. Пусть тот не мог похвастаться такой же древностью рода, как семья Терренс, зато был готов заплатить крупную сумму за племенную кобылку — за меня.

Я взлетела по лестнице, пронеслась по холлу, едва не сбив с ног горничную, и вбежала в спальню. Я всей душой ненавидела свою новую жизнь и тот мир, куда угодила. Здесь женщина считалась собственностью мужчины — отца, брата или мужа. Именно они распоряжались ее судьбой и финансами. Женщине крайне тяжело было устроиться на работу, она не могла получить высшего образования (исключение составляли лишь магические академии, но и там все было не так просто). Даже читать умели не все женщины.

Мне, привыкшей к совсем другому мышлению, хотелось застрелиться. Но я слишком ценила тот шанс, что получила, чтобы так глупо и быстро слить его в унитаз.

Попаданцев в этом мире было немало. Никто не знал, как и почему это происходит. Так же, как никто и не мог сказать наверняка: попала ли настоящая Аурелия в мое тело или умерла в тот миг, когда ее слетевшее с лошади тело коснулось земли. Местные обязали всех иномирцев четко соблюдать регламент: принимать чужое имя, тело и статус и не пытаться повлиять на ход истории. К слову, я затруднялась назвать примерный век, в который угодила. Из-за наличия магии все смешалось, и временами мне казалось, что на дворе просвещенный абсолютизм, а временами — дремучее средневековье.

Все окружающие воспринимали меня как благородную рину, слегка тронувшуюся умом и потому заслуживающую снисхождения и жалости.

И лишения еды, если она начинает бунтовать. Помнится, недели две назад рина Беатрис запретила меня кормить на два дня. К концу второго я реально думала, что умру.

Пару раз я сбегала. Я не боялась нищеты и готова была начать все с чистого листа, но… Женщинам в этом мире и правда было сложно выжить. Каждый раз при попытке устроиться на работу у меня спрашивала разрешение отца или мужа, а затем и вовсе сдавали полиции. В общем, я чувствовала себя в ловушке.

Внутренне крича от бессильной злости, я подошла к зеркалу, висящему на стене. Оно равнодушно отобразило невысокую стройную девушку в атласном голубом платье. Декольте притягивало взгляд и подчеркивало красивую пышную грудь. Я поморщилась. В прошлой жизни я обладала хрупким, почти эльфийским телосложением и привыкнуть к новым формам было нелегко. Тем более что из женского белья в моем распоряжении оказались только нижние рубашки и корсет.

Я тряхнула головой, вновь выныривая из водоворота воспоминаний. На шею упал рыжий локон, выпавший из высокой тяжелой прически. Я сощурила светло-карие глаза, пытаясь поймать ускользающую от меня мысль, а затем усмехнулась. Что ж, мы еще поборемся…

Не раздумывая, я подошла к комоду, достала оттуда коробку с шитьем и взяла большие острые ножницы. Снова встав напротив зеркала, я запустила руку в волосы и освободила их от шпилек.

Испуганный возглас заглянувшей в спальню горничной совпал со звуком уже не в первый раз щелкнувших ножниц.

* * *

Серебряный луч полумесяца, заглядывающего в зарешеченное окно, скользит по мраморной статуе дракона и высвечивает нацарапанный на полу странный символ — в нарисованной чаши лотоса осторожно выведены руны воды и огня. Девушка в ночной рубашке устало вытирает пот со лба и несмело поводит пальцами, будто перебирает струны невидимого музыкального инструмента. Короткий рыжий локон липнет к щеке, и девушка торопливо убирает его за ухо, а потом напряженно прислушается к чему-то. Раздается грохот, напоминающий обвал в горах, и….

Я рывком приподнялась в постели и, тяжело дыша, нащупала на тумбочке свечу. Руки дрожали, но с третьей попытки фитиль вспыхнул ровным оранжево-желтым светом.

Ненавижу темноту. Никогда не страдала фобиями, но внезапная смерть в подворотне оставила на мне отметины — неосязаемые, и на том спасибо. Обняв коленки, я некоторое время неотрывно смотрела на танцующий язычок свечи на прикроватной тумбочке. Обрывки сна были такими яркими, что я прикрыла глаза, стараясь их запомнить.