— Очаровательные и милые, эти девушки, разумеется, привлекают мужчин, но работа всегда была для них на первом месте, а также на втором и на третьем. А мужчинам доставалось немногое.
— Нет между ними родственного соперничества? — поинтересовался Брэдфорд.
— Ритс — единственная подруга, которая когда-либо была у Куп.
— Звучит так, словно между ними большая любовь, — заметил генерал Гегберг.
Доктор Кардифф смерила его суровым взглядом.
— Вас интересует, не имеют ли их отношения сексуального подтекста? — (Генерал кивнул.) — Нет, хотя признаюсь, время от времени я сама об этом задумывалась. Но здесь имеет место что-то другое.
— А об их прошлом вы ничего не знаете? — неуверенно спросил президент.
— Очень немного, — ответила доктор Кардифф.
Это было не совсем правдой. Ей удалось пару раз соприкоснуться с личными тайнами Куп, и это оставило настораживающие воспоминания.
Однажды за кофе они с Ритой вели разговор о возникновении звезд — одной из проблем, относившихся к сфере научных интересов Кардифф. Что-то из рассуждений молодой девушки не понравилось Монике, она подалась к Рите со своей характерной, наводившей на студентов страх усмешкой и, оказавшись с ней нос к носу, сказала:
— Что-то сегодня ты мелко плаваешь, уточка.
Слово «уточка» на кокни означало проститутку, и Куп, как оказалось, это знала. Она тут же всунулась между Кардифф и своей подругой и прошипела:
— Нечего называть ее потаскухой, сука!
Кардифф отпрянула, пораженная тоном Куп, а главное — ее дерзостью.
Подобный выпад в отношении профессора, да еще с такой репутацией, как у Кардифф, был для академической среды чем-то небывалым. Но даже больше, чем это неслыханное нахальство, ее озадачил блеск в глазах Куп.
Кардифф решила разобраться с Ритс в другой раз, и такая возможность представилась ей меньше чем через неделю. На факультетской вечеринке, приняв коктейль, Рита позволила себе пренебрежительное высказывание о том, к чему Кардифф относилась с благоговением.
— Наука — это всего лишь служанка религии. Правда, как служанка, мечтающая стать хозяйкой, она изрядно продвинулась на пути к тому, чтобы самой превратиться в религию.
— Где это ты почерпнула такую нетерпимость к науке? — решила не оставаться в долгу Кардифф. — Уж не проснулось ли в тебе детство со «змеиными плясками» и говорением на неведомых языках? И теперь деревенщина с Аппалачей будет учить меня астрофизике? Это тот самый образ мыслей, который привел к сожжению кодекса майя и заточению Галилея.
Подавшись к Рите, Кардифф снисходительно усмехнулась и отметила во взгляде собеседницы затаенную обиду: та заморгала, у нее даже задрожал подбородок. Обычно, одержав победу, Моника оставляла поверженного противника в покое и наслаждалась триумфом приватно, но на сей раз ей хотелось публично унизить ученицу, которая, как и все они, смотрела на ученую особу, как на смертное божество.
Но тут между ними, оттеснив Риту в сторону, опять встряла Куп.