Затем старик и Щит повели нас дальше, прочь от клетки и от злобного взгляда Теноча. Оба они шли впереди, продолжая со смехом обсуждать участь пленника, а мы с Цветком чуть отстали. Она, закусив губу, чтобы удержаться от рыданий, лишь молча качала головой. Я никогда не мог понять, как и почему она так переживает за других, в то время как от людей нашего клана не видела почти ничего хорошего. И уж тем паче я не понимал, как ее может беспокоить, что Щит и Звездочет сделают со злобным, ненавистным Теночем, доставившим ей столько горя, боли и унижений.
«Видимо, — отстраненно подумал я, — немотивированная жестокость доступнее для понимания, чем бескорыстное сострадание».
21
Мы стояли у подножия великой Пирамиды Солнца. Как и раньше, с края террасы храм казался огромным, словно гора, высота его была такова, что, когда я поднял глаза к вершине, у меня чуть не закружилась голова. Склон ее простирался на сотни шагов, превосходя протяженностью поле для тлачтли, причем в верхней части подъем был невероятно крут. Когда Звездочет без предупреждения вдруг начал подниматься, мне трудно было поверить, что у него хватит сил одолеть все эти бесчисленные ступени. И уж тем более я не ожидал, что он на ходу станет давать пояснения.
— Знай, юный Рубец: на вершине пирамиды находится не только святилище с жертвенным камнем, но и лучшая во всем мире обсерватория. Туда-то нам и нужно подняться. Может быть, ты заметил, что Толлан далеко не лучшее место для изучения звездного неба. Это город дыма и пламени, ярко освещенный жаровнями, факелами, очагами, не говоря уж о множестве ритуальных огней. Чтобы обеспечить топливом все эти бесчисленные жертвенные, праздничные, траурные, свадебные, погребальные и прочие церемониальные костры, жрецы держат в городе целые горы хвороста и валежника. Ты хочешь изучать звезды в Толлане? Добро пожаловать. Но небо над городом затянуто дымом, и, лишь поднявшись на эту священную высоту, ты возвысишься над туманом.
— Иными словами, — сказал я, — ты превратил храм Пернатого Змея в свою личную обсерваторию?
— С благословения правителя, — ответил Дымящийся Щит.
— А как насчет благословения Кецалькоатля? — не унимался я. — Не правителя, а бога.
— Разве он не покровитель учебы, наук, письма, языков, цифр и математики? — произнес Звездочет.
— А заодно путешественников, любознательных, сострадательных, и еще приключений, ветров и морей, — добавил, тяжело дыша, наш воитель. — Что уж тут говорить о звездах.
— Где пребывает Кецалькоатль, там и его благодать, — заявил Звездочет.
— Выпьем за Кецалькоатля, — подняв пузырь с октли, предложил благородный воитель.
— Ничего не имею против, — отозвался я. Он протянул мне бурдюк, и я отпил глоток. — Вкус такой, будто пригубил свиной мочи, — вырвалось у меня.
— Это потому, что наша брага слишком долго пробыла в мочевом пузыре пекари, — заявил Звездочет, указывая на бурдюк Дымящегося Щита.
— Сами виноваты, надо было пить быстрее, — сказал Дымящийся Щит.
— Сдается мне, у тебя с этим будет проблема, — ткнув в бурдюк пальцем, заметил Звездочет.
— Так оно и есть, старик. Мою пустоту им не заполнить.
— Может, лучше и не пробовать, — проворчал Звездочет, пытаясь вырвать у Щита емкость с октли.
— У нас имеется четыре сотни богов, покровителей выпивки и пьянства, — возразил воин. — Мы обязаны их почтить.
— Четыре сотни? — с сомнением протянул я.
— Это прискорбный факт, — качая головой, пробормотал Звездочет.
— Они обидятся, если мы их всех не почтим, — заявил воитель, поднимая мочевой пузырь пекари и возглашая очередной тост: — За богов пьянства!
— Давай помогу, — предложил я, забрал, не дожидаясь согласия, бурдюк и, отпив еще один глоток, добавил: — Снова за Кецалькоатля!
Воин тоже отпил глоток в честь Пернатого Змея.
Старик устало покачал головой.
— Почему так много ступеней? — поинтересовался я.
— Строители спроектировали триста шестьдесят ступеней — по одной на каждый день Хаах, солнечного календаря, — пояснил Щит.
— Триста шестьдесят официальных дней, — поправил его Звездочет.
— А что за неофициальные дни? — поинтересовался я.
— Пять дней, добавляющихся к концу года, — ответил Звездочет. — Мы называем их Вайеб, безымянные дни. Они считаются самыми опасными, ибо именно в это время истончаются преграды между нашим и потусторонним миром и вредоносные духи наводняют землю.
— А почему бы не включить в календарь триста шестьдесят пять дней и избавиться от Вайеб? — не унимался я.
— Потому что это число не делится поровну на наши месяцы, — сообщил Звездочет.
— Это не ответ, — заявил я.
— Неподходящее количество, — пробормотал воин.
Я остановился и воззрился на обоих спутников.
— Так в чем все-таки настоящая причина?
Мои спутники тоже остановились, переглянулись и, пожав плечами, возобновили подъем.
— Так все-таки? — настаивал я.
Не задавай мне вопросов, на которые я не могу ответить, — пробормотал себе под нос Звездочет.
— Ты здесь, чтобы отвечать на вопросы, а не задавать их, — заявил воин.
Цветок Пустыни начала хихикать. До меня только сейчас дошло, что наш воитель щедро делился своим октли и с ней.