Пророчество Апокалипсиса 2012

Мы продолжили путь к городу, и по дороге Звездочет рассказал мне о том, что туда, по глиняным трубам, подается вода.[7]

И подтвердил то, о чем я слышал, но считал небывальщиной, — тольтеки мылись каждый день.

Я онемел, а когда ко мне вернулся дар речи, выдохнул:

— Должно быть, боги воистину благословили Толлан.

Лицо Звездочета вдруг омрачилось, и я придержал язык. Мне вовсе не хотелось его огорчать.

Мы прошли в направлении города еще тысячу шагов, прежде чем Звездочет снова заговорил со мной.

— В твоих глазах это, наверное, так и выглядит, но на самом деле зеленые поля простираются сейчас на вдвое меньшее расстояние, чем раньше. Я уже говорил тебе, что теперь наших урожаев не хватает, чтобы прокормить город. — Он остановился и взглянул мне в глаза. — Койотль, прежде чем ты вступишь в город, тебе нужно кое-что усвоить. Это может спасти твою жизнь.

— Да, Благородный.

— Толлан вовсе не столь любим богами, как ты можешь вообразить, но говорить об этом нельзя, даже шепотом.

— Хорошо, Благородный. Хотя я ничего не понимаю.

— Наш великий правитель Се Акатль, Тростниковый Прут, принял имя бога Кецалькоатля, Пернатого Змея. Он говорит, что получил на то дозволение самого бога. И поначалу после этого его поступка все шло хорошо, но потом дожди пошли на убыль. Влаги не хватает, чтобы выращивать урожай. — Звездочет отвел глаза, и поджал губы. — То, что ты увидишь по вступлении в город, тебя удивит. Нет, тебя это… устрашит. Усвой, что все твои мысли и страхи ты должен держать при себе. Потому что, если проявишь их, это может стоить тебе жизни.

10

В сотне шагов от городских стен Толлана мы остановились. Выбеленные природным речным гипсом до светящейся белизны, эти внушительные, вчетверо выше человеческого роста заграждения казались непреодолимыми. Впечатление усиливалось игравшими на стенах кровавыми отблесками уже багровевшего вечернего солнца.

Оглянувшись, я увидел, что мы со Звездочетом и Цветком Пустыни остались в одиночестве — другие куда-то подевались. Потом, в отдалении, я увидел их — они вели Теноча в другую сторону.

— Куда они направляются? — спросил я Звездочета.

— К восточным воротам. Воины, возвращаясь из похода, всегда вступают в город через них. И выступают в поход тоже.

— А почему именно через них?

— Восточные ворота ближе всего к Дому Солнца, и благородные воители верят, что на них лежит особое благословение богов. Ну а эти ворота для простых людей.

Лично я решил, что Дымящийся Щит нас бросил.

Мы прошли мимо сотен караульных в плотно облегающих набедренных повязках, коротких туниках, стеганых доспехах из отбеленного хлопка и в высоких, со шнуровкой до колен, кожаных сандалиях. Стражники держали на плечах метательные копья и боевые топоры, а со сплетенных из волокон агавы, выкрашенных в угольно-черный цвет поясов свисали длинные, смертоносные ножи. Все их оружие было из острейшего, сверкающего черного обсидиана. На нас эти суровые, с ничего не выражавшими лицами стражи едва взглянули, словно старик, не говоря уж о неоперившемся юнце и девушке, не заслуживали внимания.

Пройдя сквозь ворота, я увидел, что казавшаяся монолитной, а на самом деле сложенная из массивных, обожженных на солнце и выбеленных кирпичей стена имеет толщину больше, чем в два копья. Проем ворот имел ширину в три копья и высоту в два человеческих роста, и сами они больше походили не на ворота, а на прямоугольный тоннель, не пробитый в стене, а прорытый под ней. Другим путем с этой стороны в город было не попасть.

Воин, стоявший на зубчатой стене, узнал Звездочета.

— Привет тебе, старец. Как прошел поход?

— Много сведений. Трое пленников. Обошлось без потерь.

— Слава Кецалькоатлю!

— Воистину слава!

— Проходите! — крикнул нам воин и, повернувшись, скомандовал часовому по ту сторону тоннеля: — Пропустить!

Мы нырнули в темный проход и выбрались на яркий солнечный свет уже по ту сторону. Рядом с проходом громоздились штабеля кирпича-сырца. Предполагалось, что в случае вражеской осады тоннель будет заложен изнутри.

Выйдя из тоннеля, мы оказались на краю огромной, в первый момент ошеломившей меня своими размерами площади. Не менее двухсот шагов в поперечнике, площадь была украшена множеством беседок, засажена разнообразными цветами и деревьями — больше всего было тополей и сосен. При этом утрамбованная земля под нашими ногами казалась чуть ли не такой же твердой, как кирпичные стены, а если учесть еще и долгую засуху, то оставалось непонятным, как здесь вообще могло что-то расти.

Объяснение этому нашлось в самом центре площади, где располагался огромный бассейн с фонтаном, являвшийся одним из многих чудес, которыми заслуженно гордились толланы, как называли себя жители Толлана. Заодно я узнал, что в городе имеется собственный, внутренний источник воды. Горловиной фонтана служило изваяние водяной богини Чальчиутликуэ, Той, Что в Нефритовом Одеянии, которое окружала светящаяся аура брызг.