Прорицатель

Уходи.

Он вздрогнул. Голос, глубокий и звучный, заполнил весь тоннель, но жрица никак на него не отреагировала. Вспомнив её предупреждение, Мей шагнул ещё...

Уходи, враг.

Голос определённо принадлежал женщине — и в то же время кому-то больше, чем просто женщина. Он был совершенно равнодушен — так говорили бы камни, обрети они речь, — но в нём проскальзывало змеиное шипение. И Мей понял, кто обращается к нему.

— Нет, — процедил он.

Прочь. Или умрёшь.

Мей застонал от нестерпимой боли во всём теле — так мучительно терзали только Узы Альвеох, и он даже на миг испугался, не случилось ли что-нибудь с Кнешей там, наверху. В глазах потемнело; он рухнул на четвереньки, сражаясь с собственной плотью. Боль жгла, крошила, мешала думать; он уже не видел ни Сейхтавис, ни красоты моря вокруг, зато видел кое-что другое.

Яркие картинки собственной смерти проносились по его сознанию — хозяйка этого места посылала их, изощрённые, злобные и кровавые.

Убирайся.

Мей видел себя распластанным на дыбе, сваренным живьём, порубленным на куски; видел страшные, жутко изобретательные опыты со своим телом. Они больше вызывали омерзение, чем пугали, и Мей разозлился: она всерьёз считает, что может запугать его вот такими примитивными фокусами?...

— Не уйду, — он поднялся, отгоняя навязчивые мороки, и, шатаясь, побрёл вперёд.

Уходи, чужак. Уходи сейчас. УХОДИ.

Это билось в голове беспрестанно, и кто-то явно прощупывал его разум: образы стали другими — теперь Мей видел замученными и убитыми в разных вариантах мать с отцом, Атти, Нери и Кнешу... Он зарычал от гнева и выхватил меч.

— Не на того напала, тварь. Я видел и не такое!

Сейхтавис ахнула где-то впереди, прокричала что-то усмиряющее, но Мею было уже наплевать. Богиня издевалась над ним, проникая в новые и новые пласты его памяти, показывая в исковерканном виде самые потаённые страхи, вины и желания.

Ты проиграешь. Ты просто возгордившееся ничтожество. Не тебе тягаться со мной. Уходи, человечек.

С последним словом издёвка стала откровенной: так называл его один Гэрхо, и совсем с другой интонацией... Мей сосредоточился и напряг всю волю, сбрасывая её путы, а потом побежал вперёд с поднятым мечом Бдящего Бога. Плавно сужавшееся к концу лезвие сверкало в его руках, будто невиданное жало, а крики Сейхтавис превратились в истошные вопли, и до Мея дошло, почему: стены тоннеля покрылись сетью трещин, реагируя на враждебное оружие.

Мей понёсся с удвоенной скоростью — и, достигнув того тёмного места, увидел её.

Она странно выглядела в этом прекрасном месте, ибо воплощала уродливое искажение любых законов красоты, любой гармонии. Глаз Мея с трудом охватывал громадные размеры, путался в сложных формах: клубки темноты, щупальца, клыки, чешуя и обнажённые кости сплетались и вновь расходились, источая холод и могильный мрак. Богиня возлежала на невысоком постаменте и, казалось, жила в единстве с морским дном и подземельями Храма — такая же жестокая, безмолвная, непостижимая. Её землистая грудь равномерно вздымалась и опадала в ритме мелких волн, приливов и отливов, а глаза — несколько десятков, разбросанных по всему телу — были плотно закрыты.

Но Мей знал, что этот сон хрупок, и знал, что произойдёт, когда он прервётся. Богиню с трёх сторон окружала возведённая подручными Доминика тонкая паутина из того же вещества, что своды Клайда-Трума; потоки волшебства двигались по золотистым отросткам, пульсировали, прорываясь иногда во вспышки, и Мей понял, что сооружение, видимо, только крепнет от битвы наверху, что Богиню питает пролитая кровь...

— Стены!.. — до него донёсся пронзительный крик жрицы этой самой Богини; обернувшись, Мей увидел Сейхтавис, в панике метавшуюся по тоннелю, который исходил трещинами и лопался; сквозь щели начала просачиваться вода, готовая хлынуть в полную мощь. — Скорее, мы захлебнёмся!..

— Ну уж нет, — пробормотал Мей... Ерлиенн прав — он должен и будет жить; не для того он шёл сюда, чтобы так глупо погибнуть. Дар обязывает его сражаться за жизнь — свою и чужую, ибо ему дано видеть, а значит — защищать.

Он лишь теперь понял, насколько не случайна эта встреча с Богиней, с её нелепым и страшным культом. Не менее не случайна, чем с Близнецами, Анной и Кнешей... Дар лучше знал, что ему нужно; Дар снова и снова приводил его на край пропасти, чтобы прорицатель научился ценить красоту Жизни, её боль и всепоглощающий свет, разлившийся по множеству миров...

Мей поднял меч Бдящего Бога — и перерубил ближайший отросток.