Пропуская удары

Обернувшись к нему спиной, я выпила бокал шампанского залпом. Никто не должен видеть нас вместе, и тем более Витя. Если он узнает, он убьет меня, не простит. Синяк на скуле всполохнул, напоминая о вчерашней жестокости с его стороны.

Сильные руки обхватили мои бедра и буквально насадили на каменный стояк упирающийся в попу. Я вспотела, капельки пота стекали от моей шеи в ложбинку между грудей. Я дрожала, думая только о ненавистной ткани, защищающей от его проникновения в меня, от желанного трения его члена о мои ждущие его складочки.

Я уже забыла, что могу быть такой неприличной, развратной, горящей от обычного прикосновения. А еще не могла даже подумать, что нас могут раскусить все присутствующие.

— Привет, Махыч. — хриплый голос Демида сводил меня с ума. Ничего не изменилось за эти годы, я текла как сука в его присутствии, стирала все рамки приличия, была согласна на любое безумие с ним.

— Отпусти меня. — прошипела я, невольно обтираясь задом об его бугор, оттесняясь и становясь от него на безопасное расстояние. Попец обожгло от соприкосновения с ним. Разум заставлял отойти от него, не прикасаться, но тело говорило: “Маша, забей на рамки приличия, отдайся, а там посмотрим, что будет.”

— Что с твоим лицом? — глаза Демида подозрительно сузились. — Ты накрашена как дешевая шлюха. Хотя ты она и есть…

— Моему мужу так больше нравится.

— Чтобы ты была шлюха?

Нас тянуло неземное притяжение, пришлось руками вцепиться за края стола, чтобы не сделать шаг ему навстречу. Не прильнуть к когда-то родной груди. Но новый Резин был для меня чужой и не знакомый, грубый. Он только и делал, что оскорблял меня, задевал.

— Мне срать на твоё мнение.

— Ты будешь одеваться и краситься, так как я скажу, потому что я куплю тебя со всеми твоими потрохами. У твоего хахаля нет ни гроша, как ты дальше будешь жить? — он прижался еще сильнее. Мы были в слишком неприличной позе. Воздух вокруг электризовался.

— А кто сказал, что я с ним из-за денег? — мой голос рвано прерывался, не хватало кислорода. Он словно пожирал все вокруг меня, оттесняя от мира, сажая в невидимую клетку. За последние два дня я столько слушала о себе, какая я продажная, что не было сил даже спорить.

Нужно собирать вещи и бежать от них, а они пусть и дальше меряются писюнами.

— Не набивай себе цену, ты всегда искала богатеньких мальчиков. — его рука снова опустила на мою попу, безжалостно сжимая ее, пробуждая во мне что-то животное и неразумное. — Давай ты просто уже отсосешь мне. Честно говоря, яйца сводит, хочется засадить по самые гланды, ты умеешь обхватывать туго губками. Он же научил тебя вылизывать?

— Иди вылижи себя сам! — я ущипнула его за бугор, заставляя его сжаться и тяжело задышать. Больно, но терпит стиснув зубы.

— Значит так.

Не стесняясь публики тащит меня к коридору, потом заталкивает в туалет и закрывает нас на замок. Он огромен, не смогу от него отбиться и хочу ли? И боюсь и теку, думая, как жестко он будет брать меня. Но вместо надругательств над телом, тащит меня к раковине, нагибает и начинает умывать. Больно намыливает, сдирая с меня бежевую маску, скрывающую позор.

В наш первый раз он заставил стирать красную помаду.

Вместе с тональным кремом в слив стекает и моя наигранная уверенность. Мне бы хотелось расплакаться, попросить защиты, а не этих надругательств, спросить за что он так со мной? Где он был все эти пять лет, которые пролива слезы по нему, попрощавшись с ним? Но гордость не разрешает, он не говорит со мной как с равной, ненавидит, так почему я должна просить у него прощения?

— Что за хуйня… — его голос становится более злым, больно поворачивает меня, становится жутко неудобно, Он рассматривает скулу. Я боюсь посмотреть на него, заглянуть в глаза, увидеть его эмоции. Мне стыдно. Я действительно сейчас выгляжу как шлюха. Тушь течет по щекам, щипает глаза, а на лице побои от мужика. — Кто это сделал?

Молчу. Подбираю правдоподобную ложь. Не хочу видеть его ехидство, что со мной можно делать все что угодно.

— Тебя это не касается. — это все что нахожу в себе, сдавленно выдавливаю, выплевываю ему в лицо. Он отпускает меня, грубо матерится. Слышу, как он дышит, как зверь. Поднимаю на него красные глаза.

На доли секунд вижу в нем мужчину, в которого влюбилась до безумия когда-то. Но это не более, чем мираж. Его нет больше. Резин ничего не чувствует ко мне кроме отвращения и желания поиздеваться.

Демид

На скуле кровоподтек, желто-синий. Под толстым слоем косметики он не был заметен, но сейчас в свете софитов у туалетного зеркала, ярко-выраженный и болезненный. Сердце начинает обливаться кровью. Зеленоглазка пыталась скрыть от всех побои. Как часто он бьет ее? Я ненавижу эту суку из-за которой был пластилиновым дурачком, следуя на поводу ее желаний, но мне все равно больно смотреть на ее синяки.

Спрашиваю кто это сделал, но, итак, знаю ответ на вопрос. Этот гандон сорвал свое неудовлетворение на ней. А эта сука покорно терпит, разве не понимает, что он беден? Ему больше нечего ей дать. Нахера терпеть эти унижения?