Пропуск

Спорить бесполезно. Вышла я из автобуса, автомат бросила и нож засапожный тоже. Голой себя сразу почувствовала. Голой и ничтожной. И даже будто кожу с меня содрали. Между ребер ветер сквозит и нутро беззащитное обдувает… А этот ублюдок здоровенный уже штаны расстегнул и ваньку-встаньку своего вынул.

– Слушай, – говорю я ему. – Может, не при детях, а?

– Заткнись, паскуда, – отвечает. – Пусть привыкают. Ты у них первой учительницей будешь, если, конечно, я их на жаркое не пущу.

Я секунду колебалась. До ножа всего два шага было. Может, и не успею этого борова проткнуть, но хотя бы себе глотку перережу. Или кореша его пусть меня растерзают…

Если бы я одна была, то наверняка так и сделала бы. Потому что унижение предстояло невиданное, нечеловеческое. Лучше сдохнуть. Но тогда и эти двенадцать сдохнут страшной смертью. А перед тем все самое худшее увидят. Ради чего же я их за собой тащила? Лучше бы уж в чистом поле бросила… Но если скота этого «обслужу», как сама жить дальше буду? Знала я точно, что пытка ждет меня ежесекундная и невыносимая. Не будет мне покоя ни днем ни ночью. Память проклятая доконает. Вдобавок черт меня дернул на частокол глянуть.

Узнала я головы ближайшие. Белые еще, совсем свеженькие. Слева – Ванечкина, а рядом – той бабищи, что меня кинула. Вот и свиделись. Глазенки ихние вороны выклевали, и очень уж был у обоих неприглядный вид. Выходит, поторопилась ты, толстуха, палец мне показывать. Самой тебе судьба палец показала… А ты, дурак, куда торопился? Значит, подвело тебя чутье твое знаменитое? Не знал ты, что тебя здесь ждет. Не свернул, не залег вовремя… Ну, не очень грустите, ребятки, скоро и моя черепушка рядом с вашими окажется, под солнышком забелеет. Прочим бродягам в назидание.

А под конец я голову голубоглазой отчего-то представила, на заостренный кол насаженную. Представила – и больше не колебалась. Подошла к мужику и опустилась перед ним на колени…

12. ОН

Должен заметить, моя новая подруга себя не щадила. Полежала полчасика под деревом и снова начала собираться в путь. Даже дурацким птичьим глазом я различал на ее лице следы усталости, накапливавшейся в течение многих месяцев. Сейчас, когда дело шло к развязке, это лицо было слегка обрюзгшим, помятым и серым. Оно хранило остатки подпорченной красоты, но, на мой вкус, красоты дикарской и грубой. Слишком мясистые губы, слишком выпуклая лепка скул и подбородка, слишком крупные зубы… Нет, однозначно не мой тип.

Я осознал, почему так пристально изучаю ее. Я пытался угадать, какими окажутся черты будущего пацаненка. МОИ черты. Но что можно понять, если детеныш, сидящий внутри, высосал из нее все соки? Хотел бы я быть похожим на мамашу? Вряд ли, – однако, как говорится, родителей (ха-ха!) не выбирают…

Девка залезла в автобус и вырулила на дорогу. Я снова взобрался на спину смердящего дохляка, и тот потрусил вслед, предоставив мне трястись, будто в лихоманке, и сыпать ругательствами. Спасибо, хоть палящий прожектор в небе слегка притух и начал падать к горизонту. Случись моя охота зимой или поздней осенью, все козыри были бы у меня на руках.

А впрочем, главные события еще впереди. Поглядим, что в прикупе. Неизвестно, куда девка меня за собой затянет, прежде чем наступит моя очередь определять направление. Я-то думал, что припрятал в рукаве туза и в любой момент могу его предъявить… Судя по всему, характерец у нее не подарок, а значит, тогда наверняка сгодится и ошейник, который я приготовил заранее. Это была вещица из тех, какими торговцы награждают своих невольников. Надежный сторож, добрая сталь – не всякая ножовка возьмет.

Смеркалось. Девка перла на север до тех пор, пока еще могла различить дорогу своими не слишком чувствительными гляделками. Хорошо, что автобусные фары были разбиты, а то у нее хватило б наглости свет врубить.

Рельеф быстро менялся – и не в лучшую сторону. Кажется, мы забрались в предгорье. Впереди, сквозь облачную дымку, проступал изломанный контур какого-то хребта. Эти места были обделены растительностью; нас окружали голые скалы.

Вряд ли будущая мамашка стремилась достичь перевала; скорее всего у нее здесь имелось укрытие. Эта шлюшка преподносила один приятный сюрприз за другим…

Дорога почти потерялась под оползнями и завалами. С обеих сторон вздымались крутые склоны. Даже дохляк с трудом продвигался вверх, лавируя между нагромождениями камней, – что ж тогда говорить об автобусе! Я очень быстро потерял жестянку из виду в извилистом ущелье, но слышал все время. Натужный рев движка раздавался совсем близко, отражался от каменных стен, возвращался многократным эхом. Девка не жалела ни себя, ни железа. Я придержал дохляка, чтобы она тоже ненароком не услыхала, как стучат его копыта.

Ну и местечко выбрала, мать ее так! Ни одной животины в пределах досягаемости, и даже с костром могут возникнуть проблемы. Автобусный движок был на пределе. Не настолько же брюхатая тупа, чтобы не понимать этого!