Он взял корзину и пошел в погреб за картошкой. Прошлогодняя, но вполне еще съедобная. Кроме того, на полке нашлись еще банка огурцов и несколько рыбных консервов, очевидно купленных на черный день и благополучно забытых. Зиганшин посмотрел: срок годности еще не вышел, вот и прекрасно. Вырисовывается перспектива вполне сносного ужина, и ехать никуда не надо.
А как зовут племянников, скоро выяснится, они ж как-то обращаются друг к другу…
Зиганшин сообразил, что имена детей можно прекрасно посмотреть в их документах, и засмеялся. Прожженный мент, он должен был быстрее додуматься до этого.
Костыли, которые Ян Александрович позаимствовал в травматологии, оказались тяжелыми и не очень удобными, но Руслан решил, что так лучше. Быстрее накачает мускулатуру и встанет на протез.
Как только разрешилась пневмоническая инфильтрация, он стал заниматься физкультурой, сначала гантели и пресс, потом начал осторожно отжиматься под контролем Макса, а когда встал на костыли, сразу спустился в зал ЛФК, вечно пустовавший, и подолгу зависал на шведской стенке и турнике.
Руслан боялся фантомных болей, но Колдунов оказался мастером ампутаций, и культя почти не беспокоила. В каком-то смысле самочувствие Руслана даже стало лучше, он только после операции понял, как изматывало постоянное грызущее чувство в ноге. Наверное, если бы он раньше сообразил сделать снимок, ногу удалось бы сохранить, но зато его годами травили бы антибиотиками, а гнойный процесс все равно бы тлел и привел бы к амилоидозу почек или чему-нибудь в том же духе.
Ему было немного стыдно выходить из палаты, он не хотел, чтобы сотрудники видели, как он, прежде такой здоровый и быстрый, теперь еле ковыляет на костылях, вместо хирургической формы одетый в спортивный костюм, со штаниной, заправленной за пояс, поэтому Руслан предпринимал свои вылазки вечерами или в выходные дни, когда оставался только дежурный персонал.
Сегодня была суббота, и он отважился выйти в больничный садик. Взял телефон, проверил резиновые набалдашники у костылей и потихоньку двинулся.
Стоял пасмурный денек, но солнце кое-где пробивалось сквозь серую жемчужную пелену.
Руслан двинулся мимо кустов шиповника, красные цветы которого потускнели в сумраке хмурого дня. Вдруг вспомнилось, что по-латыни он называется собачья роза.
В глубине сада, скрытая зарослями жасмина, сплошь покрытого белыми цветами, стояла часовня, и Руслан направился туда.
Эта старая церквушка, построенная очень просто, никогда не признавалась памятником архитектуры и долгое время стояла запертой, потихоньку разрушаясь. Потом ее наскоро отреставрировали, и часовня снова заработала.
Маленькая, покрытая синей краской луковка купола красиво смотрелась на сером небе, а чайки, летавшие вокруг с протяжными криками, наоборот, на фоне туч походили на собственные тени.
Руслан улыбнулся, вспомнив, как они со Спасским смеялись над молоденьким отцом Михаилом, пришедшим служить в часовню. Колдунов в силу возраста, а Мила в силу своего пола рассуждали, что Бога, конечно нет, но если вдруг есть, то нечего с ним обострять отношения, а Руслан с Андреем Петровичем вели себя под стать комсомольцам двадцатых годов, а когда отец Михаил загремел к ним с аппендицитом, позволяли себе шуточки на грани дурного вкуса.
Решив дойти до часовни и обратно, Руслан двинулся вперед и с некоторой опаской увидел тощую фигуру отца Михаила, облаченную в простую черную рясу.
«Сейчас скажет: ага, безбожник, так тебе и надо», – поежился Руслан и хотел быстро повернуть обратно, но Михаил сам подошел к нему и поздоровался.
– Здравствуйте… эээ… отче, – замялся Руслан, не зная, как обращаться к служителю церкви.
– Называйте меня Мишей, Руслан Романович. Вы хотите зайти?
– Нет-нет! Боюсь, мне по ступеням еще не подняться, и я ничего не взял с собой.
– Да что же нужно? Вы устали, наверное?
Михаил показал на скамейку перед входом, предлагая ему сесть. Руслан засомневался, стоит ли, тем более что на скамейке уже сидел бомж по кличке Ипохондрик. С наступлением холодов у этого гражданина мира сразу обострялись все существующие и несуществующие болезни, и по молчаливой договоренности врачей экстренной службы он кочевал с одного отделения на другое, пока не наступала весна.
– Боюсь, – сказал Руслан, – что мне милостыню начнут подавать, если я присяду тут.
– Если от чистого сердца, так оно и незазорно.
Руслану стало стыдно за свои прошлые издевательства над Мишей, как они обзывали его «смежником» и возмущались, почему граждане не пишут на него жалобы, что плохо молился.
Он сел на краешек лавки, стараясь не вдыхать воздух со стороны Ипохондрика.
– Что же делать? Молиться? – спросил Руслан у Михаила. – Но я не знаю ни одной молитвы.
– Это дом Господень, – сказал отец Михаил спокойно, – он вездесущ, и все про вас знает, так что не надо ни роптать, ни молиться. Просто побудьте здесь и послушайте в своем сердце, что он скажет вам.
Он быстро перекрестил Руслана и куда-то заторопился, может быть, к умирающему или по своим делам.