– Потому что я поднял статистику не только за последние двенадцать месяцев. Так вот, например в четырнадцатом году не было ни одного подобного случая. Ни единого! Нет, психи, конечно, без дела не сидели, но характер их действий был совсем другим. Для гарантии я проверил еще восьмой год: тоже ничего похожего.
– Убедительно.
– Я тебя позвал не за тем, чтобы ты тут оценивала мои наработки, – рявкнул Зиганшин, – тоже еще, истина в последней инстанции. Я спрашиваю, со мной ты или нет? Поможешь размотать?
Лиза усмехнулась. Все, что нужно порядочному человеку для спокойной жизни, – это держаться подальше от Мстислава Юрьевича, но фабула неожиданно заинтересовала ее. Особенно будоражило, что в голову не приходило никаких вариантов того, что может скрываться за этой чередой общественно опасных действий психически больных.
– С вами, – робко пискнула она.
– Тогда первое условие – строгая тайна. Представь, как над нами будут ржать, если узнают, чем мы занимаемся.
– Ага! Куча нераскрытых дел, а они раскрытые расследуют, – засмеялась Лиза.
– Вот именно. Пусть лучше думают, что у нас роман.
– Спасибо…
Зиганшин хмыкнул:
– А что! Представь, как тебя сразу все начнут бояться!
– Я думаю, – Лиза решила отойти от этой скользкой темы, – нам нужен консультант, разбирающийся в вопросах психиатрии. Вы еще не обращались к профессору Голлербаху?
– Даже не собирался.
– Давайте его привлечем. Все же он мне обязан кое-чем и с радостью нам поможет.
– А, это тот хрен, которого ты отмазала от обвинений в убийстве? Блестящее раскрытие, кстати, давно хотел тебе сказать. Что ж, если он действительно такой профессионал, как ты говоришь, давай привлечем.
Мстислав Юрьевич из вежливости, а может быть, в рамках легенды об их романе, проводил ее до кабинета и галантно распахнул дверь, и тут, как назло, в коридоре возник дежурный с известием, что к ней просится на беседу мать Карпенко.
Сердце екнуло, и Лиза с тревогой взглянула на Зиганшина. Нет бы ей прийти хоть на десять минут позже, а теперь неизвестно, как Мстислав Юрьевич отреагирует на мать убийцы своей сестры.
– Вы, наверное, идите к себе, – промямлила она, – а я сейчас быстро ее приму, потом позвоню Голлербаху и доложу вам.
– Ничего, я не спешу. Зови ее сюда, – сказал Зиганшин дежурному.
– Мстислав Юрьевич, может быть, не нужно… Вам будет тяжело, – сказала Лиза, когда дежурный отошел.
– Все нормально, не волнуйся, – Зиганшин вскочил на подоконник, излюбленное место Шаларя, – у меня даже оружия при себе нет.
Мать Карпенко была такой же чистенькой и уютной женщиной, как ее квартирка. Несмотря на обрушившийся на нее удар, женщина пыталась держать себя в руках, сотрудничать со следствием, и Лиза ценила это.
Она помогла Оксане Карпенко сесть, предложила чаю, а когда та отказалась, достала дежурную пачку сигарет.
Женщина взяла одну и неумело закурила. Рука ее дрожала так, что пепел осыпался прежде, чем она успевала поднести сигарету к пепельнице.
В глаза Лизе она не смотрела и, кажется, вовсе не заметила Зиганшина на подоконнике.
Мать Олега Карпенко знала, что сын находится на стационарной психиатрической экспертизе, которая продлится месяц, и после будет суд, где сына признают невменяемым и определят на лечение. Но, наверное, она просто не могла бездействовать, когда сын в беде, вот и пришла к следователю в надежде, что откроются какие-то новые факты.
– Не знаю, как людям-то теперь в глаза смотреть, – сказала Оксана, глубоко вдохнула дым и закашлялась.
Зиганшин мягко спрыгнул с подоконника и подошел к женщине. Лиза напряглась.
– Вы держитесь, – сказал Зиганшин, – ваш сын болен, и ничего стыдного в этом нет.
– Ну как же?
– Он просто тяжело заболел. Это беда его, а не вина.
– Ой, нет, – выдержка изменила женщине, и она заплакала, тихо и безнадежно, – зачем вы так говорите?
Мстислав Юрьевич с грохотом притянул к себе табурет и сел напротив Оксаны. Взял ее за руки и заглянул в лицо.
– Посмотрите на меня, – сказал он голосом, которого Лиза никогда не слышала у него раньше, – посмотрите. Я брат той женщины. И я не держу зла ни на вас, ни на вашего сына.
– Вы его простили? – всхлипнула Оксана и попыталась освободиться из рук Зиганшина.
– Тут нечего прощать, потому что он не виноват в своей болезни. Такое у нас с вами общее несчастье, вот и все. Хорошо, что вы пришли и я смог сказать вам это.
Женщина всхлипнула и достала из сумочки белоснежный носовой платок.
– А вы знаете, – сказала она растерянно, – мне ведь звонили и предупреждали, что Олег болен.
– Что? – Вся мягкость мигом слетела с Зиганшина, он подался к Оксане, как пес, почуявший дичь. – Кто звонил? Когда?
– Не знаю кто. Месяц назад или около того, я не запомнила. Вдруг незнакомый мужской голос сказал, что Олег болен, и его надо лечить.
– А вы?
– А я решила, что это чья-то глупая шутка. Может быть, товарищи Олега прикалывались, знаете, как это у молодежи… Я засмеялась, но голос сказал, что говорит серьезно.
Лиза с Зиганшиным переглянулись.