Пропущенный мяч

— Давайте смотреть на вещи реально, Клейн. Джордж Чепмэн очень важная персона. А важные персоны, какова бы ни была их личная и общественная жизнь, существа уязвимые. У меня нет причин доверять вам. Я скорее поверю, что вы или те, на кого вы работаете, хотите навредить Джорджу каким-то образом. Как я могу быть уверен, что вы не лжете?

— Если вы хотите проверить мои полномочия, позвоните мистеру Макбеллу из прокуратуры. Мы с ним вместе работали, и он знает обо всех делах, которыми я занимался последние пять лет. Надеюсь, он может послужить гарантией моей честности.

— Мистер Клейн, — начал Брилль своим прекрасно поставленным голосом, — люди вашей профессии часто подвергаются разного рода давлениям, равно как и соблазнам. Легко предположить, что вас поманили обещанием больших денег, власти или еще бог знает чего, и вы не устояли. Мне очень жаль, мистер Клейн, — завершил он, развалясь в кресле, — но я вынужден закончить нашу беседу.

В принципе Брилль был прав. Я не представил ему никаких конкретных доказательств того, что действую в интересах Чепмэна. Правда и то, что политические амбиции Чепмэна делали его особенно уязвимым в настоящий момент. С другой же стороны, я не задал ни одного двусмысленного вопроса и уж тем более не говорил ни о чем компрометирующем. Обычно, если человеку говорят, что кто-то из его знакомых попал в беду, он охотно предлагает свои услуги. Но Брилль заартачился с самого начала, специально увел разговор в сторону, чтобы поставить под сомнение честность моих намерений. Он не просто умалчивал о правде, он лгал. Тем хуже для него.

Очень часто все зависит от маленьких деталей, совпадений, случайного жеста, машинально произнесенного слова. Нужно каждую секунду быть бдительным, подстерегая каждую нотку, выпадающую из унисона. Самый зыбкий и неуловимый знак может подсказать, что все обстоит не так, как кажется на первый взгляд, и показывает вам новое направление поиска. Если вы невнимательны, вы рискуете заблудиться в лабиринте чужих жизней и никогда оттуда не выбраться. Но это профессиональный риск, приходится мириться с ним. Если вы работаете с людьми, а не с неодушевленными предметами, то прямых дорог для вас больше не существует.

Я сказал:

— Вы большой человек, профессор Брилль. Вы написали одиннадцать книг, считаетесь крупным авторитетом в своей области и играете важную роль в жизни университета. Но вы забываете, что я не робкий студент, пришедший узнать ваше мнение о «Пуританской этике» Вебера. Четверть часа вы играли со мной в кошки-мышки, отказываясь отвечать на самые простые вопросы, и напрасно. Я пришел сюда за помощью, но теперь вы вынуждаете меня думать, что по чистой случайности я напал на интересующий меня след. В самом деле, профессор, мне не доводилось встречать такого убедительного лжеца, как вы. Всем известно, что вы ближайший друг Джорджа Чепмэна, что вы проводите уик-энды вместе с ним и его женой, вы ходите с ними в оперу, а несколько месяцев назад вы приглашали Чепмэна провести в вашем университете конференцию. Вы заявили, что практически не общаетесь с Чепмэном, хотя достаточно было сказать, что вы не желаете говорить на эту тему. Я бы принял этот ответ. Но вы начали лгать, чтобы скрыть нежелание говорить, и это значит, что вы что-то скрываете.

Брилль оставался таким же неподвижным и безразличным.

— Это все? — спросил он наконец. Голос его звучал механически.

— Все. Но вы еще услышите обо мне. — Я поднялся. — Не стоит меня провожать.

И я оставил его сидеть в кабинете, залитом солнечным светом.

4

На Бродвее я поймал такси и приказал водителю отвезти меня на Восточную улицу, дом 71. Таксиста звали Джи Дэниэлс, и он так вел машину, будто в предыдущей своей жизни был неудавшимся ковбоем. Ему было лет пятьдесят, у него были кривые зубы и жутко лохматые брови. Я поздравил себя с тем, что до этого съел только легкий завтрак, пока наше такси совершало безумные прыжки и виражи. Когда мы остановились на светофоре, он сказал:

— Вы не хотите меня спросить?

— О чем?

— Девять из десяти клиентов, которые садятся ко мне в машину, спрашивают меня об этом. Джи Дэниэлс, — сказал он, как будто любой дурак должен сразу понять, о чем идет речь. — Все меня спрашивают, что за имя означает сокращение Джи. Вы не хотите узнать?

— Не особенно.

— Ну, попытайтесь догадаться.

Зажегся зеленый свет, и мы полетели вперед, как пушечное ядро. Я ответил:

— Хорошо. Я сдаюсь.

— Нет, нет, попробуйте угадать. Иначе не интересно.

Видно, он не отстанет, пока я не уступлю, и я решил сделать ему приятное, подумав при этом, что мне следовало быть таким же настойчивым с Бриллем.

— Поскольку сразу напрашивается один ответ — Джон, то, наверное, это будет ошибкой. Может, Джеремия?

— Неверно! — Он пронзительно засмеялся. — Вы проиграли. Джи — не заглавная буква имени, это и есть мое имя. Джи и точка. Мои предки не смогли придумать для сыночка ничего лучше. Но это ничего не меняет, — философски заметил он, — вы можете звать меня Джек. Куча людей зовет меня Джеком.