Кэти набила сумку Ричи сандвичами, строго-настрого запретив покупать хот-доги. Я не хотел брать на себя ответственность за вероятное расстройство желудка Ричи и соблюдал договор. Он удовлетворился пакетиком арахиса и двумя банками кока-колы. Через десять минут после каждой кока-колы нам приходилось возвращаться в туалет. На меня большое впечатление произвела манера Ричи наблюдать за игрой. Сидеть целый час на одном месте — суровое испытание для ребенка девяти лет. Но он был слишком поглощен игрой, чтобы вертеться. Только пропущенные мячи, которые время от времени падали с нашей стороны, отвлекали его внимание. Каждый раз, когда мяч летел в нашем направлении, он вскакивал, ударял в свою перчатку и кричал: «Я здесь!» Раза два он так увлекся тем, куда упал мяч и кому он достался, что перестал следить за ходом игры. Но все остальное время он не отрывал глаз от поля…
Матч закончился со счетом 3: 2 в пользу «Американз». Теперь эту игру будут обсуждать до конца сезона.
Поезд в метро был набит до такой степени, что оставалось только задержать дыхание и надеяться, что тебя не затопчут. Я ухитрился найти свободное местечко для Ричи, и он уткнулся в журнал, изучая цифры и картинки с прилежанием студента, корпящего в библиотеке над средневековой историей. Зажатый между потными фанатами, от которых разило пивом, я даже не пытался найти точку опоры. Меня окружала мягкая плотная подушка из человеческих тел, падать было некуда. В таком положении мы ехали минут сорок. Именно в этом поезде меня вдруг осенило. Все стало на свои места. Обрывок воспоминания всплыл в моем сознании, в стене, преграждавшей дорогу к истине, образовалась брешь, и я увидел свет с той стороны ограды. Я дошел до разгадки весьма окольным путем и не сразу осознал, что произошло. Сделав огромный круг и вернувшись в исходную точку, я открыл, что с самого начала она и была местом назначения. Я отправился на поиски окончательных ответов и абсолютных истин. А оказалось, что самые важные откровения преподносились мне в смехотворном облике — в виде реплики забавного таксиста и бейсбольного матча. Все сведения, которые я считал важными, на добычу которых я потратил столько времени и энергии, рискуя своей жизнью, — все они были только деталями. Уроки давались мне бесплатно. Таксист Джи Дэниэлс доказал мне, что вещи не всегда являются тем, чем выглядят. А матч подал мысль о ложных, пропущенных мячах. Я не сразу сумел расшифровать эти послания, разгадать метафору. Раньше я искал факты, холодную и жесткую реальность, не понимая главного — что реальность не существует без воображения. Мне больше не надо было спешить. Все будет решено прежде, чем я лягу спать. Матч длился около двух часов, и когда я привел Ричи домой, был уже одиннадцатый час. Кэти пригласила меня зайти выпить стаканчик вина, но я отклонил приглашение. Я знал, что она хочет со мной поговорить, и знал, что именно она скажет: я могу, если захочу, заставить ее изменить решение.
Она хотела, чтобы я переубедил ее. Это был мой последний шанс, и на мгновение меня охватило желание войти в дом и объявить, что я остаюсь с ними навсегда. Ричи стоял между нами, посматривая то на одного, то на другого, сознавая, что происходит нечто важное.
Меня пронзила мысль, что из всего дня, проведенного вместе, только этот момент навсегда останется в его памяти. Кэти повторила свое приглашение, я повторил свой отказ и почувствовал, как в ней что-то надломилось. Губы сжались, глаза превратились в узенькие щелки, она поглядела на меня, будто я дал ей пощечину. Мы вернулись к той же точке, что и пять лет назад.
— Это жестоко — то, что ты сделал в среду вечером, Макс, — сказала она. — Я никогда тебе этого не прощу.
— Мне не нужно твое прощение. Я только хочу, чтобы ты сделала то, что должна.
Мы посмотрели друг на друга, затем Кэти начала плакать и ругаться, обрушив на меня ураган горечи и несбывшихся надежд. Секундой позже она хлопнула дверью перед моим носом. Я остался стоять на тротуаре, слушая рыдания Кэти и резкий голос Ричи, требующий объяснений. Я сдержался и не стал стучать снова. По дороге домой я думал о своем револьвере 38-го калибра. Его потеря была непростительной ошибкой, и я проклинал себя за это. Это была единственная вещь, в которой я действительно нуждался.
Брилль жил в доме на углу Сто шестнадцатой улицы и Морнингсайд Драйв. Почти все обитатели этого района были каким-либо образом связаны с Колумбийским университетом. Здания высились как крепости, отрезая университетскую общину от мира, расстилающегося у ее ног. С другой стороны улицы начинался Морнингсайд парк — заросший сорняками утес, гранитные склоны которого спускались к кварталам гарлемской бедноты. Этот район не привлекал внимания туристов, несмотря на свой живописный пейзаж.